Владимир Борисов - первач и миляга

Подумать только, Борисову - пятьдесят! А для коллег и друзей он по-прежнему Володя. Однако ничего не поделаешь: в мае у него бенефис по случаю юбилея - Владимир Владимирович, вы тезка Маяковского случайно или родители были почитателями его таланта? - Скорее всего, случайно. Меня так назвал отец. Я тоже своего сына Владимиром назвал. Получается своего рода семейная традиция. - А кто были ваши родители? - Москвичи оба, из старых столичных семей. Среди них были крупные торговцы, финансисты, инженеры. Жили Борисовы прямо рядом с Кремлем в 9-комнатной квартире, сейчас там какой-то институт. А потом, после революции, жизнь всех разбросала. Родители мои переехали в Кинешму. Отца как одного из видных специалистов направили на химический завод, которых было всего четыре в России. Потом мама вернулась в Москву, где оставалась большая часть семьи, живет там до сих пор, на пенсии. А дед и бабка так и умерли в Кинешме. - Значит, вы к актерской среде отношения не имели в детстве. Откуда же такая любовь к театру? - Вы знаете, в нашей семье было много артистов-любителей. Хорошо пели, музицировали. Брат деда пел в частной опере Зимина, баритоном. Большие роли ему не давали, но вторые партии он исполнял весьма успешно. Бабушка хорошо играла на фортепиано, прививала своим внукам любовь к музыке. У мамы, правда, были проблемы со слухом, видимо, я от отца унаследовал музыкальные способности. А сейчас сын у меня (ему 14 лет) занимается музыкой. Недавно занял третье место на областном конкурсе. - У вас один сын? - Двое. Старший с отличием окончил самарский авиационный и экномическую академию. Сейчас учится в магистратуре одного из университетов США. - Так вы один актер среди своих? - Один. - Как же вы к этому пришли? - Я перепробовал много профессий, но не думал, что эта будет для меня самой главной. И когда служил в армии, и когда работал в бронетанковой академии, не предполагал стать актером. Хотя всегда помнил все спектакли, которые видел в театре. Незабываемое впечатление произвела на меня "Синяя птица" во МХАТе. Я до сих пор вижу этот спектакль, ощущаю даже запах. Это был великолепный спектакль. В нем играли все "первачи". Потом, с уходом стариков, стало иначе: главную роль играет "первач", остальные - более молодые. Через этот спектакль прошли поколения самых известных актеров. - Так какие же профессии вы пробовали? - Начал я с 16 лет работать. Оканчивал вечернюю школу - ситуация в семье была нелегкая, приходилось помогать. Учился я неплохо, очень неплохо. И зарабатывал. Приходилось ездить на работу почти через всю Москву. Но зато я рано узнал, что значит работа, как достаются деньги. - А в бронетанковой академии что вы делали? - Работал на кафедре Ф-12 (так называлась кафедра брони), показывал курсантам, как работают станки, как изготавливаются детали танков. Иногда помогал преподавателям. Я до того вызубрил лекции полковника, что, когда он уходил, я его частично заменял. Это были мои первые выступления перед публикой. - Вы уже чувствовали себя артистом? - Нет. Но я очень любил театр, посмотрел очень много спектаклей, но все еще не считал, что это моя будущая профессия. - К чему же вы себя готовили? - Определенных стремлений, честно говоря, не было. Я любил и театр, и кино, но так, чтобы серьезно все это... Случайно, после армии, долго перебирая разные специальности, я вдруг, не говоря ни матери, ни отцу, пошел в Щепкинское училище, где уже шел набор. Что-то меня повлекло туда. Не знаю, может быть, то, что некоторые друзья у меня были актеры. Два дня я ходил вокруг Малого театра, не решаясь войти. И наконец решился. И сразу попал на прослушивание. Я увлекался стихами, много знал наизусть. Ну и прочитал отрывок из "Евгения Онегина". Меня сразу записали на третий тур. - То есть вы не готовились специально, даже программу не знали? - Совершенно. Все вышло случайно, почти помимо моей воли. И все было как-то странно: меня до конца не дослушали. Я думал - все, провалился. - Кто же сидел в комиссии? - А в комиссии сидел Михаил Иванович Царев, великий актер и придворный чтец. - Почему придворный? - На всех самых высоких правительственных мероприятиях он выступал перед самим Сталиным, членами правительства. Его вызывали в любой час дня и ночи, и он читал. - Вы у него и учились? - Курс вел Царев, а непосредственно актерским мастерством занимался с нами Борис Маркович Казанский, который оставил у меня самое глубокое, самое светлое впечатление. Очень скромный, очень умный и тонкий человек. Он оставил сцену - потерял слух, - посвятил всего себя педагогической деятельности. У него учились все "первачи", окончившие Щепкинское: братья Соломины и многие режиссеры. Студенты его обожали. Борис Маркович умел как-то неназойливо прививать настоящую любовь к театру. К сожалению, есть педагоги, которые начинают сразу кричать, пугать, показывать изнанку театральной жизни. А Казанский показывал все самое лучшее, что есть в нашей профессии. Наверное, благодаря ему многие большие актеры и стали большими. - Царев все-таки с вами занимался? - Михаил Иванович приходил на премьеры. Иногда. Но основную работу делал, конечно, Борис Маркович. - Кто из известных актеров с вами учился? - Женя Глушенко (жена Калягина), она в Малом театре работает. Аня Клименкова, сейчас на Малой Бронной у Женовача. - Вы часто употребляете слово "первач". В общем-то понятно, что оно означает. Но более конкретно? - Ну, это жаргон такой театральный. "Первачи" - это те, на ком держится репертуар, которых выделяют в театре зрители. - Вы начали сниматься в кино еще студентом. Это был знаменитый в то время сериал "Вечный зов". У вас были другие приглашения? - Были. Я должен был сниматься в фильме "Всадник без головы", где снялся Олег Видов. Но Михаил Иванович не отпустил, хотя режиссер меня уже утвердил. Михаил Иванович считал, что мне еще рано сниматься, и вообще он кино не любил. Та же судьба постигла и другие предложения. - Кстати, недавно ТВ вновь показало "Вечный зов". Вы там играете Семена Савельева. Расскажите, как это было. - Фильм уже снимался 6 лет, когда я прошел пробы и был утвержден на роль. - Шесть лет! Вы, значит, попали в середину. - Можно сказать так. И снимался еще 4 года, до самого конца - до 1982 года. - Как вы сегодня относитесь к тому времени? - Сейчас, когда смотришь эти фильмы, думаешь: что-то мы все-таки утеряли. Есть ностальгия не по тому времени, не по тому, как мы жили, а по тому, как мы работали, что мы делали, какие фильмы снимали. - Какие же? - Человеческие. О доброте, о жизни. И актеры снимались прекрасные. Вадим Спиридонов, например. Зрители знали его в основном по ролям отрицательных героев, и судьба его не баловала. Он окончил герасимовский курс во ВГИКе, и предложения были хорошие, а вот приклеилось к нему это амплуа... Он был нервный такой, болезненно чувствительный ко всему и сгорал потихонечку. Вообще киноактеру было очень сложно существовать. - Вам-то с кино и повезло, и не повезло. Может, оно и к лучшему? - Я снимался и мог бы сниматься много. Но у нас в театре свой Михаил Иванович Царев был - Петр Львович Монастырский, который очень не любил кино. Сниматься-то я снимался, но получал за это выговоры и лишался премий. Так же было с Юрой Демичем. Но он ставил вопрос ребром и уезжал на съемки. Конечно, я потерял много хороших фильмов. - Что-то особенно запомнилось из киноролей? - Ну, разумеется, Семен из "Вечного зова". Я продолжал сниматься в этом сериале, уже приехав в Самару. Потом был такой, не очень замеченный, весьма человечный, теплый фильм Свердловской киностудии. "На исходе лета" он назывался. В нем я снимался вместе с Леонидом Оболенским, играл его внука. Это был человек удивительный, с очень сложной и по-своему счастливой судьбой. Бывший граф, московский донжуан, работал на строительстве Воркутинской "железки", потом снялся в нескольких фильмах, а закончил свои дни в Миассе. В "Емельяне Пугачеве" я снимался у Алексея Александровича Салтыкова. К сожалению, этот фильм не очень получился. Главную роль играл Евгений Матвеев, а должен был - Владимир Высоцкий. У меня была роль писаря, единственного грамотного в армии Пугачева, человека божьего, я бы сказал. Я должен был играть Совесть Пугачева - так задумывалось. Увы, из этого ничего не получилось. Руководство "Мосфильма" все подмяло под себя, Высоцкого снимать запретили, сценарий искромсали, пришел Матвеев, и все пошло наперекосяк. Но все равно я благодарен судьбе, которая на короткое время свела меня с Высоцким. - Вы не совсем традиционно начали свою театральную карьеру - с кино. Что было дальше? - После окончания училища меня брал к себе в Маяковку Андрей Александрович Гончаров. Он сказал: "Приходи осенью. Я посмотрю, как у меня будет с Володей Тихоновым...". - Это сын Вячеслава Тихонова и Нонны Мордюковой? - Да. Он проработал в театре 3 месяца и ушел. У него уже тогда были проблемы с наркотиками, которые и свели его в могилу. Меня же такая неопределенная ситуация не очень устраивала. А тут меня как раз увидел на конкурсном дипломном спектакле Петр Львович Монастырский и пригласил вместе с Машей Монаховой к себе. Так я оказался в Самаре. Это был 1974 год. - И какая у вас здесь была первая роль? - Поначалу это была преимущественно киношная жизнь. Я продолжал сниматься в сериале и после репетиций то и дело мотался на съемки. Для провинциального актера это было не очень типично, но московские и ленинградские жили тогда именно так. И предложения продолжали приходить - 10-15 ролей в год присылали. К сожалению, это в основном были слабенькие, неинтересные роли - какие-то комсомольские работники, передовики производства: свое амплуа я уже приобрел. А первая роль у меня была очень маленькая - одна строчка: князь Вежейкис в "Миндаугасе". Мы тогда пришли втроем: Наташа Родолицкая, Маша Монахова и я. Маша сыграла Майку в "Золотой карете", еще несколько ролей и через три года уехала. А я остался. - Вы стояли тогда перед выбором - могли предпочесть кинематографическую карьеру... - Я слишком любил театр. И приехав сюда, я застал блестящую плеяду актеров: Кузьмин, Лазарев, Фролова, Пономарев... - Но вас как-то сразу здесь заметили. - После Вежейкиса я сыграл две большие роли: в феврале Тимофея в "Золотой карете", а в марте - "Левшу". - Это были два очень заметных спектакля. "Карета" получила Государственную премию, а "Левша" долго не сходил со сцены. - Я уж думал, состарюсь и все буду играть Левшу. - Вы ведь там пели. - Да, был такой шлягер - про Машку. Мы потом с Марком Левянтом включали его во все концертные программы. Мы и над спектаклем вместе работали, Марк написал музыку. Хорошее было время. - У вас никогда не возникало желания расстаться с Самарой, попробовать себя в столицах? - Меня приглашали: и в Ленинград - Огамерзян, и в Москву - Михаил Иванович Царев, Андрей Александрович Гончаров приглашал. - Что же вас остановило? - Я однолюб, и к тому времени успел полюбить Самару. Как ни странно, я, коренной москвич, почувствовал себя здесь своим. Я полюбил этот театр, зрителей, Волгу. Поначалу Куйбышев не произвел на меня впечатления совершенно никакого. Я как-то со сцены увидел этот город, людей увидел. Не потому, что они меня приняли, полюбили. Просто я их понял. И они меня поняли. А это очень дорогого стоит. Мне приятно, что меня узнают, желают здравия... Раньше я немножко стеснялся, а теперь это мне здорово помогает. - Вы много лет работали с Петром Львовичем Монастырским. Сложно это было? - В театре вообще сложно. За что-то я могу сказать ему огромное спасибо, за что-то - наоборот. - За что спасибо? - За то, что он меня пригласил, за то, что дал проявить себя вначале. А все остальное, я думаю, останется на его совести. Мы плохое никогда не хотим вспоминать, в основном хочется жить нормальной, светлой жизнью. - Как вы отнеслись к римейку - "Левше-92"? - Очень болезненно. Я считаю, что это была ошибка. Там очень много пошлости. Тот, первый спектакль хоть и был на грани, но он был еще лиричный и камерный. А потом сделали такое шоу, в котором все чаще наше внутреннее гнилое вдруг вылезало на поверхность. Ужасно. Я всегда болезненно отношусь к безвкусице. Этот "римейк" зачеркнул напрочь свой же оригинал, оставив от него одну кислятину. - Если сравнить с другим спектаклем - "Подари мне лунный свет" - он тоже на грани, но эту грань не переходит. - Этот спектакль, при всех обстоятельствах, о любви. Мне кажется, всегда актеру хочется в каких-то ролях чуть-чуть лучше сделать своих героев. Я хочу сказать, что люди не такие мерзопакостные, как иногда кажется. - У вас вроде совсем уж плохих героев и не было. Миляга в "Чонкине", это, конечно, не подарок, но и его вы как-то облагородили, что ли, придали ему какие-то человеческие черты. - Я его высмеял в первую очередь. - Кстати, как получилось, что вам досталась эта роль? У вас имидж стопроцентного героя-любовника, вам бы суперменов играть, а тут этот моральный урод, капитан-садист, натуральный выродок... - Как ни странно, я очень мало играл героев-любовников. Люблю эксцентрику, яркие, неоднозначные, характерные роли. Миляга как раз такой. - Спектакль был очень хороший. Имел успех, резонанс. Даже те "письма протеста", которые писала "возмущенная общественность" - это тоже была своеобразная реакция. "Чонкин" никого не оставил равнодушным. Почему его так быстро сняли? - "Чонкина" ставил Дима Николаев, совсем тогда молодой режиссер. Этот спектакль был не в эстетике Монастырского, отсюда его судьба. Мне он тоже очень нравился, роль доставляла удовольствие. Между прочим, гастроли в Нижнем Новгороде мы открывали именно "Чонкиным". К сожалению, жизнь его оказалась недолгой, и когда в Самару приехал Войнович, "Чонкина" в репертуаре уже не было. - А сегодня у вас есть любимые роли? - Мне очень нравится играть с Жанной Романенко в "Лунном свете". Там вообще замечательный ансамбль. Один Валя Пономарев чего стоит! Потом - "Яблочная леди", "Замок в Швеции" и, конечно, "Король. Дама. Валет" - все это хорошие роли. - Мы подошли к тому моменту, когда у вас в театре сменился художественный руководитель. Как вы пережили этот факт? - Если честно, мы все этого ждали. Приход нового худрука большинство актеров встретило с радостью. Потом, правда, некоторые по разным причинам изменили свое к нему отношение. - А вы? - Я - нет. - Не хочу задавать провокационных вопросов, но мне кажется, что у вас желание работать преобладает надо всем остальным. Я прав? - Ну, это у большей части трезвомыслящих актеров. А как по-другому? Надо обязательно работать, играть. Мы просто не можем предать зрителя, который так любит этот театр. - Изменение творческой концепции воспринято вами органически, с открытой душой или с внутренним сопротивлением? - С открытой. "Король. Дама. Валет" - это просто здорово. Когда я стою за сценой в ожидании выхода и смотрю как зритель - со стороны, - мне очень нравится, как решены те или иные сцены. У нас раньше таких спектаклей не было. Уже за одно это надо сказать Гвоздкову огромное спасибо - за то, что он привез такую эстетику и культуру на нашу сцену. И самое интересное - зритель сразу принял это. По-моему, Вячеслав Алексеевич очень хорошо начал, а планы и задумки у него достаточно интересные. - Вам лично это интересно? - Мне это интересно. - Вы сейчас репетируете вторую часть дилогии Саган? - Да, и еще один спектакль репетирую - "Записки сумасшедшего" Гоголя с петербургским режиссером Георгием Васильевым, который ставил у нас на малой сцене "Старосветских помещиков". Это очень сложно, трудно, и очень хотелось бы, чтобы получилось. - А какие еще роли вам бы хотелось сыграть? - Так сложилось, что в 26 лет я играл Чиркуна в "Варварах", человека 42 лет, уставшего от жизни, а в 40 - 18-летнего Алешу Карамазова. Мне тогда хотелось сыграть Ивана. И сейчас я бы попробовал сыграть Ивана и даже старшего Карамазова. Еще я очень хочу сыграть Федю Протасова в "Живом трупе". Эта пьеса Толстого - сегодняшняя, в ней порыв к свободе, к воле. Там много сегодняшних проблем и ответов можно найти. - Может, хватит о театре? Не театром единым... Вы в начале нашего разговора сказали, что вас в Самаре в числе прочих местных достоинств привлекла и Волга. Вы не рыбак случайно? - Рыбак. В Москве-реке я столько нефтяной рыбы выловил! Ее, правда, есть нельзя. - Говорят, что и волжскую рыбу лучше не есть. - Сейчас много чего говорят. Я люблю дачу. Сам построил дом за Волгой. - Так вы и плотничать умеете? - Научился всему: и плотничать, и кирпич класть - мне друзья помогли. Особенно Володя Борисевич. Когда-то он в строительном отряде авиационного института сам учился строительным премудростям, а потом и меня научил. - Машина у вас есть? - "Жигули". - Спортом, физкультурой занимаетесь? - Сейчас почти нет, если не считать езды на велосипеде. Раньше у меня был первый разряд по волейболу. Легкой атлетикой увлекался, прыгал неплохо. В баскетбол немного играл. - Как же вам удалось сохранить такую спортивную фигуру? Поделитесь секретом. - Никаких секретов нет, диет не соблюдаю, голоданием себя не изнуряю. Форму поддерживаю двумя способами: работой и дачей. Зимой - сцена, летом - сад. Когда нет работы в театре, вес быстренько набирается. Но стоит начать репетировать, лишние килограммы моментально слетают. - Домашние животные у вас есть? - Кошка Майка. - Породистая? - Наверное, породистая. Сын старший оставил, уезжая за океан. Сам-то он купил ее на птичьем рынке - последнего котенка. Посмотрел - мяукает, мяукает, - взял да принес домой. - А младший сын готовится к карьере музыканта? - Нет, он хочет серьезно изучить музыку, но в основном идет по стопам своего старшего брата - бизнес, экономика. Он очень музыкальный, любит джаз, классику. - А вы сами что предпочитаете? - Очень люблю джаз, классику тоже. - А книги? - В молодости, как все, фантастикой увлекался. Теперь чаще читаю Чехова, Толстого, Гоголя... Сейчас меньше стал читать - просто времени не хватает. - Стало больше работы? - Да, работы прибавилось. - У вас есть враги? - Как вам сказать... В общем-то, врагов у меня никогда не было. Или я старался их не замечать. Театру вражда противопоказана. Хотя мы можем друг к другу относиться по-разному, но не имеем права показывать этого. Если на сцене видны взаимоотношения людей вне ее, тогда это плохой театр. Но у нас всегда было достаточно хорошо в смысле человеческих отношений. Дело было для нас самое главное. И поэтому отношения в театре мы выстраивали нормальные. И выстраиваем. У нас табу на плохие отношения. Бывает, конечно, по-разному. Иногда актер подходит к режиссеру и говорит, что не хочет играть с таким-то в одном спектакле. И режиссер, если он нормальный человек, это понимает и идет навстречу. Это бывает редко, но бывает. А вообще, как бы человек внутренне ни относился к другому, на сцену он не имеет права этого выносить. Если этим правилом пренебречь, то просто ничего не сделаешь. Ты должен жить жизнью своего героя, а если еще привносить свое, то это беда. - Легко сказать... - Да, это трудно, но абсолютно необходимо. - Владимир Владимирович, вы человек довольно закрытый - о себе не очень любите говорить... - Мартовский. "Рыба". - Вы верите в гороскопы? - Иногда сходится. - Сейчас многие говорят, что театр переживает кризис. Хотя было бы странно, если бы вся страна переживала кризис, а театр - нет. Как вы сами это ощущаете? - Страна шагнула вперед, с трудом, но шагнула. А театр остался в социализме. Особенно это касается актеров, без которых вообще ничего в театре невозможно. Никакой самый гениальный режиссер, самый талантливый художник и композитор не могут поставить спектакль без актеров. Мы делаем самую черновую и самую чистовую работу - несем зрителю идею, замыслы, находки. Актер и так человек зависимый: дадут роль - играет, не дадут - сидит, ждет. А сегодня он еще очень ограничен материально - все эти категории, финансовый потолок. Да, мы пользуемся известностью. Нам достаются аплодисменты и цветы. Но известностью сыт не будешь. Актеры должны получать за свой очень нелегкий труд соответствующее вознаграждение. Иначе в театр перестанут приходить талантливые люди. Театр много потеряет от этого. Надо думать об этом и что-то делать. - Вам повезло: вы учились у московских стариков, их имена знала вся страна. Тогда четко прослеживалась преемственность поколений. Не кажется ли вам, что сегодня она во многом утрачена, и не только в театре, а вообще? - Вы правы. Я видел на сцене легендарных актеров и, конечно, учился у них. Они очень много мне дали. - Сегодня можно увидеть артистов, даже московских, не владеющих азами профессии. Сценической речью, например. У некоторых такая дикция, что половина текста уходит "за воротник". - Я не оправдываю тех, кто так безжалостно относится к тексту, хотя иногда мы все грешим этим. Нечеткая речь не доносит мысль. А может, ее и нет, мысли-то, он и не понимает, о чем говорит. В нашем деле самое главное - понять, про что ты играешь и что хочешь сказать. Если ты эти две вещи знаешь, тебя услышат. - Не кажется ли вам, что театры сегодня увлекаются комедиями? - Наверное, время такое тяжелое. Людям хочется отдохнуть от забот, расслабиться, посмеяться. Сказано же: "Богатые тоже плачут". - Мне кажется, комедии больше нужны не зрителю, а театрам все-таки. Привозил же Петер Штайн "Орестею", и зал был полон. - Русский театр всегда говорил о человеке, о его душе. И сегодня это нужно, может быть, больше, чем когда бы то ни было. В нашем театре было немного спектаклей, которые могли потрясти, вызвать сострадание. Такой спектакль всегда событие. Дай Бог, чтобы за всеми исканиями мы об этом не забывали. Но я думаю, что все будет нормально.

Владимир Борисов — первач и миляга

Еще интересно:

Власть точно знает, что делать дальше

«Топспин» провел дни открытых дверей

Похоже, нам придется набраться терпения

Выбор редактора

Today.it: ВСУ под Купянском захватили пиццайоло Ченни, ранее работавшего в Самаре

В Курской области разыскивают 517 граждан с оккупированных ВСУ территорий

Военнослужащего из поселка Кинельский Самарской области наградили медалью Жукова

Губернатор Самарской области анонсировал реформу ритуальной сферы в регионе

Самарский губернатор Вячеслав Федорищев назначил нового заместителя председателя правительства региона

Самые богатые люди Самары

Фантом года: Карен Авагумян

"ДЕЛО": Рейтинги

Равнение на середину: «ДЕЛО» представляет новый рейтинг 300 лучших компаний среднего бизнеса Самарской области

«ДЕЛО» публикует истории лучших компаний среднего бизнеса прошлых лет: что с ними происходит

«ДЕЛО» назвало лучшие города и районы Самарской области по развитию бизнеса

Добро пожаловать!

Создайте новый аккаунт!

Получить пароль

Вы действительно хотите получить доступ?

Уверены, что хотите отказаться от подписки?