Андрей Калмыков: «И подковерная борьба, и аппаратные игры»

Это был молодой и блестящий топ-менеджер мирового французского фармацевтического концерна, работавший в столице. Калмыков окончил самарский мединститут и делал успешную карьеру в представительствах крупных западных фармкомпаний в Москве. Что еще более интересно, Андрей Калмыков был родным племянником Михаила Калмыкова, главы самарского банка «Солидарность» — банка, который через несколько лет станет ключевой финансовой структурой — партнером администрации Самарской области, а тогда, в середине 90-х, уже стремительно набирал вес и влияние не только в финансовом мире.

Андрей Калмыков — один из самых интересных свидетелей политической эпохи 90-х, ближайший помощник Константина Титова по его крупнейшим федеральным проектам: создания политического движения «Голос России» и участия в выборах президента. Во время последних Калмыков возглавлял предвыборный штаб самарского губернатора.

В конце 90-х Калмыкова активно звал на работу Олег Дерипаска, с которым они были в близких отношениях, но самарский вице-губернатор выбрал Альфа-Банк, в котором занял кресло будущего кремлевского идеолога Владислава Суркова. В «Альфе» Калмыков несколько лет проработал главным лоббистом и специалистом по GR в статусе заместителя председателя правления.

Сегодня Андрей Калмыков — совладелец одной из крупнейших в России частных медицинских компаний «Лечебный Центр».

«Пропадали и люди, и деньги»

— Когда и как, если помните, состоялось ваше знакомство с Титовым? Каким он вам запомнился в то время человеком?

— Прекрасно помню. Скорее всего это был примерно 1976 год, мне было лет 19 в то время. Мы с моим хорошим другом Борей Осиповым, в то время главным врачом студенческих строй­отрядов Самарской области, шли по улице Арцыбушевской, гуляли. Он говорит: «Давай зайдем к моему другу Косте Титову». Я даже не успел спросить, кто это, как мы дошли до его дома, рядом с трамвайным парком. Наташа, жена Кости, открыла нам дверь. И я познакомился с Титовым.

Красавец, с шевелюрой, блестящий горящий взгляд. Я не помню содержание первого разговора, наверное, о стройотрядах говорили. Из нюансов о Титове я знал тогда разве что он был известный преферансист в кругах любителей из числа самарской интеллигенции. Я сам, кстати, не играл в карты, у нас в семье они были запрещены.

— Ваше назначение в 1995 году вице-губернатором Самарской области, главой представительства Самарской области в Москве связывали с лоббистскими усилиями вашего дяди Михаила Калмыкова, в те годы главы банка «Солидарность». Это так?

— К «Солидарности» мое назначение на самом деле вообще отношения не имело. А к Михаилу Павловичу — безусловно. К тому времени Константин Алексеевич уже несколько раз пытался открыть представительство в Москве. Было две неудачные попытки. Не буду сейчас называть имена тех, с кем не получилось, но все эти попытки кончились ничем. Пропадали куда-то и люди, и деньги. Исчезали куда-то «Жигули», все было бессмысленно. А у Титова было очень много вопросов, требовавших его работы в столице.

Я тогда работал в Москве коммерческим директором большого французского концерна Sanofi. И понятно, что в этом качестве я выполнял достаточно большое количество представительских функций.

Работа у меня была прекрасная со всех точек зрения, в том числе материальной.

Я сидел в прекрасном особняке на улице Герцена, у меня был штат, персональный водитель с машиной, большая зарплата и так далее.

Титову был нужен в Москве, так сказать, «островок стабильности». Меня дядя несколько раз просил помочь встретить Титова, организовать что-то для него. И я с удовольствием это делал. Мне это было даже приятно по-человечески: он был такой энергичный, улыбающийся, заряд такой шел от него. Он заходил к нам в гости, мы пили чай, разговаривали. И однажды Титов обратился к дяде с вопросом: «Может, Андрею будет интересно поработать на Самарскую область?»

Мы с Константином Алексеевичем встретились, и он мне предложил пост вице-губернатора. Но мне это предложение показалось сначала не очень привлекательным.

— Провинциальная Самара по сравнению с Москвой и карьерой в международной компании явно проигрывала.

— Самара была, конечно, в то время куда более провинциальной, чем сегодня. Хотя самого Титова, очень яркого уже тогда политика, никак нельзя было назвать провинциальным.

— Как же он вас уговорил?

— Наверное, мне стало просто интересно. К тому времени у меня был опыт трехлетней работы в американской компании Abbott Laboratories, несколько лет в Sanofi.

Мне было 37 лет, и казалось, может быть, что я достиг какого-то потолка в карьере наемного менеджера.

Как-то уже после того, как Титов мне сделал предложение, у меня состоялась встреча с Габибуллой Хасаевым в Москве. Он приезжал туда по делам, и Михаил Павлович Калмыков был как раз в Москве, я пригласил их пообедать на подворье Свято-Даниловского московского монастыря.

Накрыли русский стол, сидим, беседуем. И Габибулла сказал тогда со своим фирменным акцентом простую фразу, которая сыграла свою роль: «Андруша, было бы хорошо, если бы в твоей трудовой книжке появилась запись «вице-губернатор Самарской области».

«Не Мокрый, а Холодный»

— Самое первое задание, которое вам в новом качестве вице-губернатора дал Титов?

— Смешно, но я опозорился страшно и с блеском его провалил. Мне нужно было встретить Титова в Шереметьево. Я пошел в общий зал с табличкой, потому что не знал, что есть VIP-зона. И, конечно, никого там не встретил. Мобильных телефонов-то тогда не было. В общем, Титов ввалил мне по первое число.

— Вы, с одной стороны, работали с Титовым достаточно самостоятельно, находясь в Москве. С другой — все же были одним из руководителей администрации области, пересекаясь с другими членами команды Титова. Как вы вписались в этот коллектив, боровшийся в том числе за влияние на первое лицо?

— Это было временами забавно. Представляете 1995 год? Я же работал тогда во французской компании, в столице. Костюмы, галстуки, совершенно другой стиль, не такой, как у большинства чиновников. Это я говорю без желания кого-то обидеть, просто такова была объективная реальность того времени: мешковатая серая одежда у большинства, ну и определенные манеры, присущие в той или иной мере классическим карьерным чиновникам вообще и провинциальным в частности.

Ну, приезжаю в Самару, иду по коридорам «Белого дома», ловлю на себе взгляды соответствующие. Ярко одеваться мог позволить себе в «Белом доме», наверное, только Титов. Так что я немного не вписался и чувствовал, что на меня смотрят как на чужака, хотя я же был самарским, вырос здесь, учился.

Понятно, что я сначала делал грубейшие аппаратные ошибки, мог попытаться выступить после Титова, мог сесть не в свое кресло, на меня смотрели как на сумасшедшего иногда. Хотя не могу сказать, что мне кто-то специально показывал, что я чужой. Правда, Владимир Семенович Мокрый, глава администрации губернатора, которого я называл тогда про себя не Мокрый, а Холодный, иногда перебарщивал с сарказмом в отношении меня.

— У вас был к тому времени большой опыт работы в системах менеджмента западных компаний. Каким после них вам показалось устройство менеджмента власти в типичном российском регионе?

— Там было все: и подковерная борьба, и аппаратные игры, и особенно запомнившиеся мне «бегунки» согласований каких-то решений, которые мы должны были подписывать в сопричастных ведомствах. Но, безусловно, общий тон задавал сам Титов.

Да, может быть, команда не всегда понимала, куда он ее ведет. Но он делал сам очень много и заставлял других.

Он смотрел во все стороны одновременно, консультировался с людьми, находил группы экспертов, не ограничиваясь Самарой, проводил целые брейншторминги, чтобы принять решение. Никто не знал, какое будет принято решение, но когда оно было принято, ты обязан был его выполнять, согласен ты или нет, и за этим Титов следил строжайше.

Здесь я отдаю ему должное: команда должна так работать, и его команда так и работала. Если кто-то не мог так работать — он должен был уйти. Но на моей памяти больших кадровых перестановок за пять с половиной лет не было.

«Пойти на выборы в паре с Титовым»

— У вас были какие-то привилегии, вы были любимчиком, или Титов встроил вас в систему равных отношений с другими замами?

— Мне кажется, что у меня были определенные привилегии.

— Значит, против вас должны были рано или поздно начаться интриги.

— Конечно, интриги были разные. Все ведь еще смотрели на то, кто может стать преемником Титова, его ведь постоянно «сватали» в Москву, и разговоры о том, что он вот-вот уйдет, шли потоком. Ну и в этом контексте я — с московскими связями, работой в федеральном правительстве, постоянным общением с губернатором в Москве, где он проводил очень много времени.

Помню, году в 1997-м одна из газет назвала меня «персоной года» или что-то вроде того. Я лежал тогда в больнице, прилетает ко мне дядя, Михаил Павлович, машет руками, смотри, мол, вот тут написано, что у тебя рейтинг, сказано, что все еще удивятся насчет твоего будущего, что ты можешь стать преемником губернатора, и так далее. Я говорю ему: о, здорово!

Потом уже понял, что неправильно среагировал. Титов мне сам объяснил, когда мы с ним про это заговорили: «ты не понимаешь, тебя просто подставили». Это провокация.

— Не помню, чтобы вас называли всерьез возможным кандидатом на пост губернатора. Может быть, это был действительно просто «вброс».

— Ничего серьезного точно не было. Был, правда, разговор как-то, не буду говорить с кем, о том, чтобы пойти на выборы в паре с Титовым, потому что я буду интересен, может быть, для какой-то части электората, который мог бы поддержать дополнительно Титова. Тогда это было в целом модно: Ельцин-Руцкой, Лужков-Шанцев…

Но потом мы поговорили с Титовым и он мне сказал: ты не представляешь, сколько грязи на тебя выльется, сколько нападок придется выдержать, зачем тебе это надо? Больше никакой темы вокруг этого не было.

— Вы сами видели свою карьеру в политике?

— Сказать «нет» — значит просто соврать. Но одно дело — думать, другое — совершать какие-то шаги. На пике своей чиновничьей карьеры рядом с Титовым, видя ко мне отношение людей, видя свои новые возможности, наверное, я задумывался о том, что могу добиться чего-то больше в политике. В конце концов, будучи вице-губернатором, я окончил академию госуправления. Был кандидатом наук.

Не было такого министерства в Москве, с которым я бы не решал каких-то вопросов. Я понимал работу структур областной администрации. Знал людей. Да, я думал иногда: Титов ведь смог, может быть, и я смогу.

— Ну и вас могли, наверное, подталкиватьк такому решению. В конце концов, ваш дядя Михаил Калмыков был главой одного из крупнейших банков региона, у которого были и свои интересы в политике. Разве не логичный вопрос: почему бы не сделать родного племянника губернатором Самарской области?

— У Михаила Павловича таких мыслей не было. Отвечаю головой. Он к моим движениям относился очень аккуратно, осторожно и никогда не давил. А сам я понял еще в 1998 году, что до тех пор, пока Константин Алексеевич жив и здравствует, он никогда и никому не уступит свою позицию. Так что уже через три года после назначения я задумывался о своем будущем вне политики.

— Другие губернаторы не пытались вас переманить?

— Нет. Но от крупных федеральных бизнес-структур предложения были.

«Интереснее всего было с Дерипаской»

— Самое сложное задание, которое вам дал Титов?

— Самое сложное было — выборы президента 2000 года, в которых участвовал Константин Титов. Они требовали абсолютного вовлечения в процесс. Абсолютного — 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Колоссальное количество встреч, поездок, переговоров.

— Эти выборы многие считают переломными в политической карьере Титова…

— Почему считают? Они и были переломом. Насколько я знаю, этому решению предшествовала большая работа самого Титова. Он советовался с большим количеством людей, к мнению и возможностям которых он относился с большим уважением. Много размышлял сам.

Это не было спонтанным решением. Уровень губернатора к тому времени он давно перерос и, думаю, примерял на себя мысленно более высокие позиции в государстве. Ельцин был для него колоссальный авторитет.

Он общался с семьей, с Наиной Иосифовной, с дочерьми, был в этом круге, общался. С Ельциным он точно не пошел бы соревноваться. А в ситуации относительного безвластия, когда не было безусловной фигуры лидера, почему бы и нет.

В 2019 году, может быть, этот шаг Титова кто-то и назвал бы безумным. Но тогда это так не выглядело.

— То есть вы не считали это политической авантюрой? Мы знаем заместителей Титова, которые его отговаривали от этого шага. Вы не были в их числе?

— Я относился к этому решению с восторгом. Я считал, что это его право, его выбор, и я относился к этому с большим уважением.

— Вы были руководителем его предвыборного штаба. Может быть, вы просто не хотели огорчать Титова своими сомнениями?

— Я не сразу стал руководителем штаба. Первым руководителем был Константин Ремчуков. Но он довольно быстро сложил с себя полномочия.

— Почему?

— Не то чтобы он испугался. Просто его совершенно не устраивал стиль работы Титова. Абсолютно. Смена позиций, направлений и так далее.

— Вы себе присматривали в случае победы Титова какой-то федеральный пост?

— Присматривал, честно говоря, но уже не помню какой. С Титовым мы это вообще не обсуждали, делить шкуру неубитого медведя было не в его стиле, он такой ерундой не занимался.

— Неудача с формированием титовского движения «Голос России» была связана больше с объективными или субъективными причинами?

— Недавно перебирал в домашнем архиве музыкальные диски, нашел песню известного нашего барда Юры Самарского — он там как раз поет гимн «Голоса России». Слушал и улыбался…

Знаете, время 90-х было временем бесконечного создания и умирания всевозможных партий и движений. Каких только не было. В том числе партий власти: «Отечество», «Отечество — Вся Россия», «Наш дом Россия», «Единство», «Единая Россия»…

Я абсолютно не виню ни себя, ни Титова в неудаче проекта «Голос России». Это просто был политический этап, каких тогда было много.

Этапом по сути был и куда более накачанный ресурсами и известными людьми проект — «Союз правых сил». В его создании я ведь также принимал участие. И Кириенко, и Боря Немцов — они все были на моих глазах.

Сейчас, конечно, я на многое смотрю иначе, но тогда мне казалось, что моя роль в создании «СПС» была достаточно большой. Кстати, «СПС», пожалуй, был политически мне очень близок, я бы назвал его своей партией, хотя в ней и не состоял.

«С Березовским познакомил Титов»

— До сих пор конкретно не названы публично имена спонсоров федеральных политических проектов Титова — и «Голоса России», и участия в президентских выборах. В связи с этим упоминались в разное время разные имена: и Березовского, и Дерипаски. Можете это прокомментировать?

— Я отвечу так. Понятно, что политические проекты может финансировать только бизнес. А кто же еще, да? Бизнесмены выигрывают тогда, когда диверсифицируют свои риски. Я думаю, что это было и в случае с поддержкой проектов Константина Алексеевича. Но совершенно точно могу сказать, что не было такого, чтобы кто-то двигал Титова по принципу: давай ты станешь президентом, мы тебя профинансируем. Это было решение Титова. Кто-то его отговаривал, кто-то поддерживал.

— Кого, кстати, было больше — тех, кто говорил Титову тогда «молодец, давай», или тех, кто говорил «да ты с ума сошел»?

— Подавляющее большинство и в Самаре, и в Москве было против.

— Вы один из немногих его заместителей, кто имел возможность вживую наблюдать Титова в московской политической тусовке. Какое отношение было к нему в Москве?

— Титов никогда на моей памяти не заискивал и не показывал себя ниже кого-то. У него не было панибратских отношений с политиками, хотя он в компании за рюмкой водки за словом в карман не лез. К нему относились безусловно настороженно.

Он любил костюмы «Гуччи», яркие галстуки, красивые рубашки. Он этого не стеснялся в отличие от многих.

Большинство его коллег-губернаторов тогда все же очень скованно себя вели. И своей яркостью Константин Титов тоже вызывал у них раздражение. Не было никаких кличек, его никто никак не называл, но его яркие пиджаки обсуждались активно.

Когда он создавал «Голос России» и мы активно вели переговоры с другими губернаторами о поддержке, каждый второй отказывался. Но даже те, кто был чем-то недоволен в управлении страной и мог называть себя в принципе единомышленником Титова, при встрече с ним, я уверен, думал: «А почему он, а не я, он такой же, как мы все, почему я должен его поддерживать?»

Поэтому на самом деле искренней поддержки Титова среди губернаторов, возможно, не было вообще.

— Вы были членом совета директоров «ЛогоВАЗа» Бориса Березовского, представляли там Самарскую область, которая владела пакетом акций этой компании. Что вы делали в совете?

— Ничего. Я там присутствовал раза два или три всего. Там вообще должен был находиться Володя Мамигонов, председатель нашего областного департамента управления имуществом, но, поскольку я был в Москве, Титов поручил это формальное присутствие мне. Область стала владельцем пакета «ЛогоВАЗа» за несколько лет до моего назначения вице-губернатором, так что я даже не вникал особо, что там к чему.

— С Березовским вы были знакомы?

— Меня с ним познакомил Константин Алексеевич в Самаре. Березовский прилетал на своем самолете по каким-то делам, я даже не знал по каким. И Титов меня вызвал к себе в кабинет, представил: «Борис, вот глава нашего представительства в Москве». Мы пожали друг другу руки, немного поговорили, вот и все знакомство.

«Я только к президенту хожу»

— Титов общался со многими крупнейшими бизнесменами России, поскольку у многих были прямые интересы в Самаре. Общение с кем вам запомнилось больше всего?

— Мне, конечно, интереснее всего было с Олегом Дерипаской. Мы, наверное, даже как-то сблизились, подружились на тот момент. Это было самое начало вхождения «Сибирского алюминия» в Самару: покупка металлургического завода, а потом и авиационного.

Мы много общались с Олегом, я бывал у него дома, он бывал у меня дома… Он меня, конечно, поражал своей энергией, мозгами, тем, как он умеет считать, общаться, жесткостью, скоростью принятия решений.

Этот парень, который был моложе меня на десяток лет, вызывал у меня просто восхищение. Ближе, чем с ним, я, наверное, ни с кем из олигархов не общался, если не считать Михаила Фридмана и Петра Авена.

Но какой-то значимой роли в реализации бизнес-проектов Дерипаски в Самаре я не играл.

— При вас, кстати, Дерипаска делал заявления о планах переноса штаб-квартиры «Сибала» в Самару, и вы в те годы об этом рассказывали в своих интервью. Почему это решение в итоге так и не состоялось?

— Это к Олегу вопрос.

— Когда вы уходили с должности вице-губернатора в 2000 году, Дерипаска приглашал вас к себе на работу?

— Он мне делал предложение раза три. Помню, я уже работал в Альфа-Банке и Фридман меня отправил на одно из совещаний в правительство вместо себя, сказав: «Я только к президенту хожу, иди ты». А тогда встречу с олигархами проводил Касьянов, работавший премьером. Мы встретились там с Дерипаской, и Олег меня подколол: «Продался, мол, этим».

— А почему, кстати, вы пошли именно в «Альфу»?

— Пока я работал главой представительства, мне приходилось общаться со всеми крупными бизнес-структурами, в том числе с Альфа-Банком.

Мы были знакомы и с Михаилом Фридманом, и с Петром Авеном, они видели меня в работе, потому что у «Альфы» были проекты в том числе в Самарской области, Авен часто приезжал в Самару.

— Олег Сысуев, который уже работал тогда в «Альфе», сыграл какую-то роль в вашем назначении? Он же был давним политическим оппонентом Титова, а вы были членом команды как раз Титова.

— Без его участия мой переход в «Альфу», наверное, не состоялся бы. Олег Николаевич рекомендовал Авену и Фридману обратить на меня внимание. И они в итоге сделали мне предложение. Я об этом знаю и Олегу за это благодарен.

Три с половиной года работы в «Альфе», конечно, были очень интересными, хотя и непростыми. Я пришел на место Славы Суркова, который в «Альфе» курировал подразделение по работе с органами государственной власти и как раз ушел работать в Кремль. Так что для меня это назначение было более чем ответственным.

Что касается отношений Титова и Сысуева, то я хочу сказать, что большинство видело их только поверхностно. Их внутренние взаимоотношения были не такими уж прямолинейными. Они оба — умнейшие люди. Конечно, у них была конкуренция, ревностное отношение к возможностям друг друга, но, мне кажется, было и уважение.

С моей стороны, кстати, может быть, не очень скромно говорить, но определенную роль в их примирении, в сглаживании некоторых противоречий между ними я сыграл. Я уважал их обоих и видел сильные стороны каждого.

— Олег Сысуев до сих пор работает в Альфа-Банке, а вы продержались только три года, почему?

— У нас была с Фридманом договоренность о том, что я прихожу на три года. Для меня карьера в «Альфе» не была целью. Режим работы там был жесточайший: выходной — не выходной, день-ночь, без разницы. Правления, который вел Фридман, как чистилища. Да, я хорошо зарабатывал, но мне хотелось работать на себя.

Мне всегда хотелось работать на себя, какой бы привлекательной ни была работа в крупных международных или отечественных компаниях.

Еще мальчишкой, коллекционируя значки и марки, занимаясь собаководством, я особенно радовался монетизации моих увлечений, превращая их в бизнес. На заре кооперативного движения я с головой ушел в только зарождающийся в нашей стране легальный бизнес и вместе с Михаилом Калмыковым выращивал шампиньоны, изготавливал изделия из пластмассы и цветных металлов.

И когда я получил предложение от моего друга и земляка Володи Шляпникова войти в долю возглавляемого им медицинского бизнеса, находящегося в центре Москвы акционерного общества «Лечебный Центр», я без колебаний согласился. Тем более что этот бизнес абсолютно соответствовал моему высшему медицинскому образованию и защищенным мною кандидатской и докторской диссертациям.

За годы нашей совместной работы «Лечебный Центр» стал одной из крупнейших частных медицинских компаний нашей страны. Но это уже другая история.

— Беседовал Андрей Гаврюшенко