Леонид Калашников: «Единственное, чем нам грозят санкции, — тем, что мы начнем работать над собой»

А уже 24 февраля Россия начала специальную военную операцию с целью демилитаризации и денацификации Украины.

Между этими двумя событиями депутат Госдумы от Самарской области, председатель комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками, коммунист Леонид Калашников ответил на вопросы «Самарского Обозрения».

Как признание ДНР и ЛНР может изменить ситуацию для КПРФ? Стоит ли России готовиться к мировой изоляции? И что теперь должно произойти внутри страны?

— На ваш взгляд, как происходящее сейчас вокруг Украины может повлиять на ситуацию в России — как в том, что касается внешней политики, так и внутренней?

— В глобальном плане то, что происходит сейчас на Украине, связано с распадом Советского Союза и, конечно, самым непосредственным образом влияет на будущее России.

Когда в 1991 году в Беловежской пуще собрались Ельцин, Шушкевич и Кравчук, они предполагали, что создадут государственное образование под названием «Великороссы, малороссы и белорусы». (8 декабря 1991 года в Беловежской пуще главы России, Белоруссии и Украины подписали соглашение о создании Содружества Независимых Государств — СНГ. — Прим. ред.)

Но потом украинцы повели себя совершенно отвратительно. Выполнив первый пункт беловежского соглашения — о распаде СССР, они не выполнили ни одного другого: о создании общей армии, общего МИД и т.д.

Украина, как сказал и президент Путин, все время нарушала свои обязательства и в экономике. И признание ДНР и ЛНР всего лишь возвращает нас на путь интеграции республик, которая рано или поздно состоится.

Обращение о признании ДНР и ЛНР в Госдуму внесли мы, коммунисты.

Оно проходило по линии моего комитета, и в итоге мы его ратифицировали. Во вторник я весь день давал по этому поводу комментарии, так что даже охрип.

Но у меня нет радости от того, что приходится разрывать минские соглашения (договоренности, приостановившие горячую фазу вооруженного конфликта на Донбассе в 2014-2015 гг. — Прим. ред.).

Однако и другого пути уже нет. Мы прекрасно понимаем, что это уже удавка на нашей шее, потому что Украина не хочет выполнять минские соглашения — и не выполняет при полном попустительстве Запада, таких стран, как США, Франция, Германия.

А страдаем из-за этого мы и дончане. Так что выход из этих соглашений понятен и был уже неизбежен.

Думаю, что все это кардинальным образом влияет на международную обстановку и мировой порядок.

Мир разрушен, причем разрушен он руками Запада. А каким станет новый мир и какой будет защита России, в том числе и от санкций, от покушения на суверенность и независимость, — зависит от российских властей.

Какие бы санкции ни объявлялись, мы — страна, которая действительно имеет все, а не только самый большой участок суши, чтобы самостоятельно жить и спокойно развиваться.

В свое время это доказало всему миру развитие Советского Союза, когда разрушенная войной страна превратилась во второе государство в мире.

Возможны новые санкции, но при этом не будет никакого железного занавеса. Все равно остаются многие страны, с которыми можно развивать сотрудничество, и это все-таки большинство стран мира.

Да, «золотой миллиард» обладает определенными возможностями в технологиях, которые они, конечно, прикроют от нас. Это проблема. Но и это мы преодолеем. Просто на все это нужно время, и нам придется эти десять лет хорошо потрудиться.

— Почему именно коммунистам позволили выйти с инициативой такого обращения и довести его до принятия Госдумой? Почему его не перехватила «Единая Россия», как это бывает с популярными проектами? (В некотором смысле попытка такого перехвата была предпринята: за несколько дней до голосования по обращению КПРФ аналогичный проект, но предусматривающий промежуточный этап — консультации с МИД, в Госдуму внесли единороссы Виктор Водолацкий и Артем Туров. — Прим. ред.)

— Перехватить было сложно, потому что наше заявление давно находилось в работе. И в наших программных требованиях тема ДНР и ЛНР всегда присутствовала.

Мы зарегистрировали это заявление и провели через совет думы. Потом Володин отправил его на согласование во фракции, и там все зависло, потому что почти все фракции испугались поддержать его.

— Почему? Чего именно испугались?

— Не знаю. «Справедливая Россия» сообщила, что они готовы поддержать, но тогда минские соглашения нарушим. ЛДПР вообще ничего не ответила. «Новые люди» во время обсуждения были против.

А почему поддержали «Единая Россия» и Путин?

Мне кажется, достаточно искренним был [первый заместитель руководителя фракции «Единая Россия» в Государственной думе] Вячеслав Серафимович Макаров, когда сказал прямо с трибуны, что мы даем свободу голосованию. Почему им из Кремля дали такое право?

Мне кажется, там до конца не были уверены, какой линии придерживаться. Многие вещи, чтобы не утекала информация, Путин не говорит никому, кроме очень узкого круга людей.

— Может, в Кремле предположили, что если это решение окажется непопулярным в обществе, всегда можно будет сказать, что это же была инициатива КПРФ?

— Отчасти Путин это сделал раньше на встрече с Макроном. (17 февраля на встрече с президентом Франции Эммануэлем Макроном президент России сказал, что это инициатива компартии, которая основной правящей партией не поддержана. — Прим. ред.) Так что да, пробросы такие могли быть.

— Это обращение меняет что-то для партии?

— 22 февраля на заседании двух наших комитетов — международного и моего — один единоросс заявил мне: «Вы теперь превращаетесь в цепных псов самодержавия и будете делать то же самое, что и мы, единороссы».

Я ему говорю: «Это не вы давно стали цепными псами самодержавия и не мы ими становимся. Это вы наконец осознаете то, что мы, коммунисты, говорили уже 30 лет: что Запад нам не помощник, не партнер».

Не мы к ним присоединились, а в «Единой России» все больше и больше понимают, и Путин понимает, что это тупиковый путь — сдавать все позиции и танцевать под дудку Запада, не развивая Россию.

Означает ли это, что теперь мы идеологически ощущаем себя в одной лодке? Конечно, нет. Различия есть и будут. И особенно — в вопросах внутренней политики, развития страны.

Эти различия давнишние и сохраняются до сих пор. Нас разделяют отношение к валютному резерву, к выпуску наличных и безналичных рублевых масс. И будет разделять и дальше. Главное различие — отношение к инфраструктуре и крупной собственности, которые должны принадлежать государству.

Зачем они это делали? Чтобы у России не было конкурентного преимущества, которое мы имели в 1990-е годы. Низкая цена на ресурсы и низкая заработная плата делали выгодным производство здесь, а государство получало прибыль в виде налогов.

Но нас заставили все выровнять, и теперь есть нищая Россия и богатая Германия. И в то же время понятно, что никакого производства теперь в России не будет. Лучшее, что можно сделать на руку Западу, — продавать нефть за рубеж и дальше.

Надо выходить из этих соглашений сейчас. Самим выходить, а не так, что они нас будут под санкции запихивать. Это первое.

Второе — нам надо идти по пути, на который встал Советский Союз. Во что сегодня превратился Тольятти? Когда-то это был город большой химии — четыре огромных завода.

А сегодня они едва работают, за них все время кто-то борется. Одни владельцы уже лет 15 лет не выезжают из Лондона и Нью-Йорка, другие где-то в Москве и никакого отношения к Тольятти уже не имеют. Кто-то вообще непонятно где. Волжский автозавод сейчас производит меньше автомобилей, чем в советские годы.

Налоги искривлены так, что область недополучает их, а Федерация — переполучает.

Сможет ли население осознать и проголосовать за ту или иную партию и передать ей власть — большой вопрос. Я не прогнозирую здесь поведение масс, хотя нас поддержали даже единороссы. Им впервые дали проголосовать свободно, и это свободное голосование привело к тому, что большинство проголосовали за наше обращение.

Если бы сегодня единороссам дали право свободно голосовать и по тем инициативам, которые мы вносим и в Самарской области, и в Госдуме, думаю, большинство было бы на нашей стороне.

— Серьезные события недавно произошли и в Казахстане, общую границу с которым имеют несколько российских регионов, в том числе Самарская область. Стоит ли опасаться новых конфликтов рядом с границами России?

— Вокруг России давно уже формируется кольцо очагов. Кому-то кажется, что все это стихийно, когда взорвалось сначала в Азербайджане, в Армении, потом в Беларуси, в Киргизстане, в Казахстане.

А когда ты политический специалист, то видишь и понимаешь, что нет, не случайно. Я езжу туда, хожу с этими людьми на демонстрации и вижу, что это совершенно рукотворные вещи.

И почти дословно повторяются предначертания Збигнева Бжезинского в его книге «Великая шахматная доска», а он все-таки был большим политиком.

В Сирии, кстати, вместе с американцами и турками, мы ликвидировали почти все ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России. — Прим. ред.), но часть его осталась между Турцией и Сирией. Большинство переехали в Афганистан и сформировали определенные ячейки. Кто-то думает, что когда в Самаре обнаруживают происламистскую ячейку, это как в фильме.

А на самом деле — очень близко. Радикальные группировки перекочевали севернее, поближе к нам, и спокойно проникают в Киргизию.

Теперь они ждут триггеров и детонаторов, которые взорвут общество.

Чаще такие страны взрываются по политическим вопросам: выборы как-то не так прошли, как президента Армении, например.

А в Казахстане триггером стал именно глубинный вопрос — повышение цены на газ. Успехи этой страны в некоторых отраслях экономики привели к тому, что и Казахстан пошел по западному пути. И они тоже попытались выровнять цены.

Вы же знаете, как выросла цена на газ в Европе. Цена на газ стала одной из составляющих, которых на самом деле там накопилось очень много, как и в России. И мы никак не можем понять, что должны пользоваться своими ресурсами сами.

Казахи тоже решили формировать цены на газ на бирже, которые в итоге выросли вдвое 1 января. И народ вспыхнул! А дальше, уже в других местах, в Алматы вышли люди — и начались совсем другие действия: грабили магазины и дома богатых.

Все это потребовало срочного вмешательства, потому что никому не нужны игиловцы на границе нашей страны. А российско-казахская граница — это 7,5 тысячи км, которые открыты.

И завтра эти события захлестнули бы и нас: и Самару, и все остальные пограничные районы. Конечно, мы этого допустить не можем.

А Запад этому потворствует. Документально установлено, что они открывали коридоры и игиловцам предоставлялись возможности для перехода в Афганистан.

— КПРФ поэтому так активно стала выступать с разными внешнеполитическими инициативами — ограничением трудовой миграции в России, например?

— Конечно! С одной стороны, партия всегда была интернациональная по своей сути. Мы понимаем, что таджиков и узбеков ехать в Россию толкает отсутствие работы.

С другой стороны, это каналы проникновения в Россию радикальных группировок, справиться с которыми не может даже просвещенная Европа в лице Германии или Франции. Засилье мигрантов там уже привело к тому, что страны теряют идентичность.

И как бы ни нравился нам интернационализм, я вам скажу прямо, может, непопулярно как коммунист, но тем не менее: государство существует ради собственных граждан. Оно должно обеспечивать возможностями существования, получения образования, социальных благ прежде всего собственных граждан.

И только тогда, когда эти потребности удовлетворены, можно давать такую возможность и кому-то из-за рубежа.

Бывает, что не хватает трудовых ресурсов. Как пример приведу Голландию, в которой я работал в начале 1990-х. Мостовые там сделаны из булыжника, и это очень тяжелая работа, на которую ни один голландец не выходил, везде были мигранты.

Прошло почти 30 лет, и сейчас я вижу, что многое изменилось, выросла оплата таких работ — и теперь на них заняты только голландцы.

У нас есть демографическая проблема и есть проблемы с работой. Но есть и чистый обман. В 2019 году ввели организованный набор граждан Таджикистана и Узбекистана для работы в России. Задача — чтобы стройки могли оттуда брать людей, уже подготовленных по определенным специальностям.

И что вы думаете? Два с половиной года прошло, а ни одного человека по этому набору не привезено! Почему? Я встречался недавно с президентом Узбекистана Шавкатом Мирзиёевым, и с главой нашего МВД Владимиром Колокольцевым, и с начальником миграционного управления Валентиной Казаковой.

Все говорят, что причина одна: наши жадные капиталисты не хотят платить достойную заработную плату. Не хотят обеспечивать жильем, платить за медицинское обслуживание…

Они привыкли брать с улицы дешевую рабочую силу, недоплачивать и не отвечать ни за одно их действие, в том числе и тогда, когда эти люди идут воровать и грабить, когда им не на что жить. Конечно, государство не должно этого терпеть.

24 февраля, после того как стало известно, что Россия начала спецоперацию на Украине, «Самарское Обозрение» попросило Леонида Калашникова прокомментировать это событие.

— Как вы приняли новость о начале военной операции для демилитаризации Украины?

— Я не главнокомандующий и не знаю, нужно было поступать именно так или иначе, но считаю, надо было что-то делать. Нельзя оставлять у себя под боком враждебное государство, которое тебе напрямую грозит войной, да еще и с возможностью прихода к власти националистов.

А они показали себя достаточно практичными и опытными ребятами, не стесняющимися в выборе средств борьбы, в том числе и с русскими, — сжечь, убить, зарезать… Это надо понимать. И не бороться с этим невозможно.

— Насколько высока, на ваш взгляд, теперь угроза мировой изоляции?

— Такое может быть. Думаю, Путин, скорее всего, оговаривал эти вероятности и с Западом, и вряд ли для них это стало новостью. Но это не значит, что они не введут против нас новые санкции и не закроют нас полностью. Такое, конечно, вероятно. Но, может быть, тогда мы наконец-то займемся собой?

Мы же самодостаточная страна. И как я уже говорил, СССР в 1930-1940-е годы поднял себя и стал второй страной в мире.

Так что единственное, чем нам грозят эти санкции, так это тем, что мы начнем работать над собой. В том числе начнем национализировать то, что нужно национализировать, и контролировать то, что нужно контролировать. Я надеюсь на это.

— Людмила Николаева