Менталитет и криминалитет

Ах, Самара-городок, неспокойная я, неспокойная я, успокойте меня… С самого момента возникновения нашего города «успокоительная» функция была для него одной из главных. «Дикое поле» империи нуждалось в дрессировщике. Репрессивно-жандармское начало, полумаргинальный, полуссыльный и интернациональный характер населения, удаленность от столиц и крайне заманчивое торгово-транспортное местоположение — все это еще до первых русских революций сформировало странный вольно-тюремный самарский менталитет.

В итоге предельно закрытой, мощной военно-промышленной и одновременно гулаговской истории советского Куйбышева возник прославленный на всю страну образ особой самарской шпаны, «генералов» промышленно-барачных окраин и карьеров пивного дна. В беспощадном официально-полицейском полисе никакого вразумительного диссидентства не было, да и не могло быть. Нивелирующему дыханию партийно-чекистской власти противостояли криминальная стихия и, начиная с 60-х годов, скромная, но многочисленная инженерно-техническая молодежь, слушавшая песни Высоцкого и Окуджавы. Кстати, Булат Шалвович до конца жизни хранил в своей памяти именно этот образ Самары, но после избиения в 1964 году возле гостиницы «Жигули» он более двадцати лет боялся приезжать в гости к своим самарским поклонникам.