На какие демонстрации мы ходили? Вряд ли на политические

Хотя всем было известно, что 1 мая — День международной солидарности трудящихся, а 7 ноября — годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, все-таки мало было людей с таким буйным воображением, чтобы 1 мая ощущать свою сопричастность «борьбе пролетариата», а 7 ноября испытывать припадок гордости тем, что несколько десятилетий назад в Питере кто-то у кого-то отобрал Зимний дворец. Как ни странно, в максимально политизированной стране как раз политики почти не было. Как нас учили, количество перепрыгнуло в качество: политика — это когда дерутся хотя бы две партии, и всем это видно. Если же партия одна, то это уже что-то качественно другое. Некое, допустим, избранное общество, проникнуть в которое полезно для кармана, а поругать на кухне — отдохновительно для психики.

Праздники были просто праздниками, а демонстрации — праздничными обрядами, массовыми действами, дававшими возможность реализоваться именно празднику всеобщему, массовому. Если это было кем-то придумано, то придумано гениально. Человеку иногда хочется ощутить себя частью чего-то большего, чем он сам. Это дает хотя бы иллюзию бессмертия… особенно если не забыл остаканиться с приятелем в подъезде, пока не стали пропускать колонны на площадь. Мне кажется, бытийственная, экзистенциальная составляющая тех праздников и демонстраций была куда сильнее и важнее, чем их политическая подоплека, давным-давно, по крайней мере к середине 60-х, выветрившаяся и вообще на протяжении советской истории несколько раз весьма существенно менявшаяся.