Число населенных пунктов без постоянного населения в Самарской области постоянно растет и за двадцать лет увеличилось уже более чем в полтора раза.
Однако далеко не все из них на самом деле стали необитаемыми. Исследование «Самарского обозрения» показало: многие трансформируются в новые формы жизни как для их бывших жителей, так и для сбегающих из мегаполисов горожан. Эту трансформацию можно закрепить и усилить, если обеспечить инфраструктурное развитие территорий, иначе может последовать новая фаза деградации.
Проведенная осенью 2021 года Всероссийская перепись населения (ВПН) обнаружила в Самарской области 96 населенных пунктов, в которых не было ни одного постоянного жителя. По сравнению с переписью 2010 года это число выросло на 12, а с 2002-го — на 33. То есть в полтора раза.
В общей сложности Самарастат насчитал 139 населенных пунктов с нулевой численностью населения, по крайней мере, в одну из трех последних переписей. А в последнюю таких было больше всего в Сызранском, Челно-Вершинском и Кошкинском районах. Причем в Челно-Вершинском районе таковым стал каждый пятый топоним.
В ближайшие годы «обнулившихся» деревень и сел может стать еще больше — за счет тех территорий, где постоянных жителей уже сейчас можно пересчитать по пальцам одной руки. В 2002 году, по данным Самарастата, таких было 75, а теперь — 96. Так, по данным администрации Красноярского района, под угрозой исчезновения находятся деревня Кольцовка (входит в сельское поселение Шилан), поселки Лебяжинка (с.п. Хорошенькое) и Васильевка (с.п. Большая Раковка). «Причиной тому служит отдаленность от районного центра — села Красный Яр, отсутствие рабочих мест (производств, учреждений), слабо развитая инфраструктура», — говорят в администрации района. А в администрации Шенталинского района видят основной причиной «естественную миграцию жителей в иные населенные пункты».
В то же время в некоторых населенных пунктах происходит рост численности, иной раз весьма существенный. В стремлении понять, что на самом деле происходит, «СО» за несколько месяцев ознакомилось с рядом населенных пунктов из списка Самарастата.
Из диалогов владельцев домов в поселке Заречье Кинельского района
Далеко не все из выбранных деревень и поселков «СО» удалось найти, хотя на картах все они фигурировали и, по официальным данным, никто их не упразднял. Однако не было ни указателей, ни дорог ко многим, и местные жители тоже не всегда знали даже о существовании называемых нами топонимов. А в период таяния снегов или последующей распутицы, да и просто проливных дождей добраться до точки назначения без спецтехники вовсе не представлялось возможным. В итоге мы так и не увидели поселок Глубокий Сергиевского района, где 20 лет назад еще были люди.
До села Богодуховка Кошкинского района нам показали дорогу жители соседней Николаевки, заметившие, что пара дачников в селе живут, но летом. Однако проселочная дорога в паводок оказалась коварной штукой. И когда с очередным осторожным шагом нога ушла по колено в воду, мы сочли разумным повернуть обратно.
А до Николаевки, кстати, вела ровная асфальтированная дорога. Построили ее лет двадцать назад, когда открывали неподалеку предприятие по производству питьевой воды. В этих местах нет других производств и много родников, и еще одна деревня рядом так и называется — Белый Ключ. Однако от деградации это предприятие местные села не уберегло. В Белом Ключе, говорят, осталось два брошенных дома. Сокращается и население Николаевки. Осталось домов 30, и самым молодым в них уже 50+. «Дома на продажу выставляют, но кто их купит? Содержать как дачи — далеко и дорого, большие эти дома», — сетуют местные жители, один из которых представился как Сергей Иванович.
Единственный магазин закрылся, как только продавщица вышла на пенсию. Сокрушаются, что пенсионный возраст прибавили, а то кто-то из-за сокращений остался без работы. А так мог бы тоже выйти на пенсию.
Повторявшийся несколько раз диалог в салоне редакционной машины «СО»
Мобильные телефоны нашей группы несколько раз на разные лады поздравляли с возвращением в Самарскую область, хотя в реальности до ближайшей ее границы всегда оставался как минимум десяток километров, а чаще намного больше. Как будто каждый раз мы проваливались в какую-то «черную дыру» вне времени и пространства.
Очень быстро мы перестали удивляться и другой тенденции: когда до точки назначения оставалось меньше километра, сигнал GPS в телефонах начинал сходить с ума и, какими бы картами мы ни оперировали, предлагал определенно неверное направление. Как будто навигатор в наши телефоны устанавливал Susanin Incorporated. Эти карты знали, где находятся и Баженовка (Борский район), и Победа (Безенчукский), и даже Богодуховка (Кошкинский). Но современные технологии оказались бессильны, когда потребовалось исполнить роль проводников, желательно в сухую погоду. При том что только в Баженовке населения нет с 2001 года, тогда как в Победе, если верить переписи, несколько человек жили и в 2010-м, и в 2021 годах. Сложно было не подумать в какой-то момент: может, истинная причина исчезновения этих мест не в экономике и не в централизации школ и больниц, а в том, что «место проклятое»?
Однако для притока населения нужен в том числе и качественный интернет. Пандемия позволила многим уйти на удаленную работу и остаться в этом формате деятельности и после снятия ограничений. Но чтобы его поддерживать, не обойтись без хорошей связи. А в регионе, по данным Самарастата, в 2022 году доступ к сети имели 81,9% домашних хозяйств. В одной из Николаевок Кинельского района хозяин дома с гордостью рассказывал, что сам купил и установил антенну, которая позволяет ему теперь иметь связь 4G. А у остальных этого нет и никогда не было ничего подобного.
18 пунктов с численностью населения от 100 до 500 человек еще только планируется подключить к высокоскоростному интернету в рамках федерального проекта «Устранение цифрового неравенства 2.0». В разы больше сел и деревень с аналогичной численностью своего часа еще ждут.
Из рассказа о находке Ленина в Заблоцком
Половодье и нестабильный GPS не остановили нас только на пути к селу Заблоцкое Елховского района. На дороге был установлен даже указатель на село, причем отнюдь не ветхий. И до самого Заблоцкого от дороги было недалеко, и вода не такая глубокая. Хотя сначала стало не по себе от фигуры у деревянных построек, похожей издали не то на манекен, не то на повешенного на столбе. Оказалось, памятник Ленину.
Жителей Заблоцкого оказалось чуть больше, чем было указано в данных переписи — целых три человека. А раньше народу здесь было много. Работали и на овчарне, и в коровнике, и на полях местного колхоза. Колхоз распался, а у фермеров дела здесь не заладились. Так что сейчас здесь нет ничего, и местные живут своим подворьем — куры, гуси, утки, петухи… И ягоды с грибами сразу за забором можно собирать. Как могут, дом латают.
Историю Ленина тоже поведали. В 1990-е годы после пожара оставался длинный ящик, который долго никто не открывал. А когда открыли — завопили! Думали сначала: мертвый кто-то. Присмотрелись — оказался памятник.
Один из жителей и забрал его себе. Из идеологических соображений. Говорят, с тех пор хозяину не раз делали различные предложения, но он наотрез отказался отдавать Ленина, что бы ему ни сулили. Так и стоит на своем постаменте, огороженный старыми покрышками. Иной раз люди сюда заезжают, чтобы сфотографироваться у него.
Из рассказа владельца дома в селе Заречье Кинельского района
Поиск сел без населения можно было априори назвать лишней тратой времени. И зачастую так оно и было. Оно уходило на поиски того, что скорее всего уже прекратило свое земное существование. Однако случай с поселком Заречье Кинельского района эту концепцию перевернул.
Когда мы только заехали в поселок, тишина там стояла совсем не характерная для деревни: ни лая собак, ни мычания коров, только трели птиц. Но вскоре появилась одна машина, за ней другая. К нескольким домам был протянут СИП (cамонесущий изолированный провод) — крутой провод, способный выдерживать большие нагрузки по сравнению с обычными электропроводами. Такие в умирающей деревне прокладывать нет смысла. На одном из домов оборудовали видеонаблюдение. Да и дома некоторые, очевидно, были новые, точно не ровесники тем, что мы видели в Заблоцком.
С советских времен в этом поселке всегда были только жилые дома. За всем остальным приходилось ездить в другие населенные пункты, из которых ближайший — Новый Сарбай — от Заречья отделяет 3 км полевой дороги. И тем не менее жили.
А потом вдруг не осталось никого. Кто умер, кто переехал поближе к цивилизации. Дома на санях перевозили в Новый Сарбай. «Цепляют, подгоняют под дом железные сани — и повезли», — рассказали нам. «Уезжать почему начали?» — «Там хоть врач есть. Магазин есть. А здесь как занесет зимой, так не проедешь. На снегоходе только».
И все же есть здесь пара семей, живущих постоянно. Кто-то из них получил в наследство участок и построил на нем дом, в который переехал вместе с семьей. И успел уже здесь родить еще одного ребенка. Он же и дорогу зимой чистит, потому что детей надо в школу возить. «Его грейдер проходил здесь, не администрации», — акцентируют наше внимание бывшие заречные жители.
А кто все остальные? Дачники? Бывшие местные с этим не согласны. Дачники — это те, кто недавно здесь обосновался и из Самары приезжает сюда в основном на выходные. А у них здесь осталось все хозяйство (теплицы, ульи, огороды и т.д.) и летние дома. И у некоторых все это — с советских времен. Как их в самом деле назвать дачниками, если даже зимой сюда на снегоходе наведываются пчел проверить?
Из рассказов жителей Новой Деревни Красноармейского района
Почему люди возвращаются в деревни? Объектом притяжения в Новом Сарбае считают церкви. Здесь их две — Пантелеимона Целителя (старообрядческая) и Космы и Дамиана. Говорят, староверы сейчас стали покупать дома и компактно селиться. Но чаще говорят, что просто хотят обратно на родину.
В Новой Деревне Красно-армейского района по данным переписи 2002 года было три жителя, а 2021-го — уже 15. А на месте обнаружилась огромная обитаемая территория, не считая граничащего с ней СНТ «Новые сады». Конечно, сейчас эта деревня все равно не идет ни в какое сравнение с советскими временами, когда здесь была начальная школа, заросшая теперь деревьями, и медпункт работал. Рядом находился карьер, который по праздникам превращался в место массовых гуляний.
И тем не менее Наташа здесь живет уже десять лет, вместе с супругом — уроженцем деревни вернулась сюда после выхода на пенсию (сама она вообще-то изначально городская). И хотя мужа нет уже четыре года, Наташа продолжает жить здесь. Пусть нет центрального отопления, водокачка засорилась, газ обещают провести только в 2025-м и воду из колодца надо таскать. Даже минувшей зимой, когда ударили такие морозы, что дров не хватило дом нормально протопить, уезжать отсюда не захотела. Говорит, здесь почти все родные похоронены. Хочется рядом с ними быть.
И здесь по-прежнему бьют родники с чистой водой из-под земли и воздух очень чистый. И озера с разных сторон, так что деревню сравнивают с Крымским полуостровом. «На пруд сходите! — напутствует нас на прощание Наташа. — Там и цапли, и лебеди прилетают, и утки живут. В прошлом году пара лебедей жила на нашем озере».
О том, что многие уехавшие из сел потом возвращаются доживать свой век на малой родине, говорили «СО» и в кинельской Николаевке. С таким трендом связывают рост численности поселков Заря и Песчановка и в администрации Красноярского района: «Небольшой рост отмечается в связи с тем, что возвращаются дети умерших родителей, бабушек, дедушек».
Не всем, однако, суждено пожить хотя бы несколько лет среди природы. В Елховском районе многих как будто подкосило в последние три года. Местные жители рассказывают, как возвращались сюда давно уехавшие. Дома восстанавливали, ремонтировали бани. А потом вдруг умирали почти сразу: «Ковид, скорее всего…»
«Вот городской приехал, построил дом. Для чего построил? Вложить деньги. Этот построит – продаст. Начнет следующий…»Из рассуждений жителя одной из деревень Николаевка Кинельского района
Расцвет некоторых деревень, пусть и за счет дачников, стал следствием спроса на загородное жилье, который получил особый стимул в период пандемии, когда выросла потребность в соблюдении социальной дистанции. Эта тенденция характерна для всей России и для Самарской области в частности. По итогам 2021 года ввод индивидуального жилищного строительства в регионе превысил показатели многоквартирного. В 2022-м более половины введенного жилья пришлось на ИЖС.
Однако эксперты также отмечали, что наибольший спрос приходится все-таки на территории комплексной застройки — там, где свой дом можно сразу подключить к коммуникациям и есть благоустроенная общая территория с дорогами, детскими площадками и т.д. А это значит, что есть перспективы у таких сел, как Нижняя Солонцовка в Красноярском районе. В 2002 году оно вообще не имело постоянного населения, а по итогам последней переписи — сразу 188 жителей! В том числе французская семья Клер, несколько лет назад выбравшая именно это село при переезде из Европы, построившая здесь дом и создавшая проект «Маленькая Франция».
Правда, добраться до нее «СО» по весне не удалось. Помешало все то же половодье. В Нижней Солонцовке воды было достаточно, чтобы отказаться сначала от попыток проехать по залитым водой улицам на «Шевроле-Ниве», а потом и от планов перейти эти улицы вброд. Да еще и GPS-сигнал здесь оказался не на высоте.
А в целом Нижняя Солонцовка оказалась современным коттеджным поселком, чья история вряд ли может проецироваться на другие малые населенные пункты. Даже в половодье было очевидно, что это уже совершенно новый уровень развития малых населенных пунктов, надо только систему дождевой канализации наладить.
Администрация Красноярского района так пояснила «СО» рост населения Нижней Солонцовки: «Сейчас это активно строящийся поселок, частный сектор, приближенный к административному центру Красноярского района. Имеется доступность различных объектов инфраструктуры: школы, детские сады, поликлиника, магазины. Также потенциал для поселка — это реализация государственной программы догазификации».
Остальным деревням пока приходится иметь дело с тем, что есть. И даже за продуктами ездить за 20-30 км в другие, более крупные, населенные пункты, так как даже с учетом расходов на дорогу выходит дешевле, чем покупать в своих селах.
«Мне Колыванский сельсовет говорит: прописывайтесь. Я бы прописалась, я здесь живу, но, извините, нужен медпункт».Из рассказов в Новой Деревне Красноармейского района
На самом деле Наташа в Новой Деревне не прописана. (Так что еще вопрос: учли ее переписчики как жительницу Новой Деревни или все-таки как самарскую?) Говорит: «Врача в Самаре проще найти, чем здесь. Ездить в город не больно-то охота. Ой как неохота! Но нужда. Нужда. А так здесь очень хорошо».
На медицину «СО» жаловались практически везде. И на скорую, которую ждать приходится и час, и три-четыре часа. А бывает, совсем не приезжает. Эта система стала предметом жалоб и дискуссий на разных уровнях, и, возможно, ее и в самом деле уже сумели скорректировать к лучшему.
Самим ездить в медучреждения далеко и тяжко получается. И многие отказываются от таких визитов, так как не могут пройти обследования на месте — быстро можно на платной основе, а ждать? Не у всех хватает сил провести целый день в больнице или ездить по несколько раз, чтобы пройти обследование или получить процедуру.
Тем более что и с транспортом все сложно. Примерно в километре от Новой Деревни летом несколько раз в неделю ходит дачный автобус. Зимой — только личный транспорт и помощь соседей по деревне.
А из многих населенных пунк-тов Елховского района до больницы в райцентре вообще добраться можно только на такси. Нет даже автобуса. Личный транспорт мало у кого есть. Не те заработки. Такси стараются заказывать не индивидуально, а так, чтобы можно было съездить группой или кто-то один не только свои дела решит в райцентре, но и нужные лекарства всем привезет.
Соцработники вынуждены десятки километров проходить пешком, чтобы попасть к нескольким одиноким старикам. И в дождь, и в морозы идти с продуктами и лекарствами, многие из которых требуют соблюдения температурного режима. Инсулин, например, нельзя замораживать. И как его нести тогда, если на улице минус 20?
А если врач лекарства назначит, так придется еще не только несколько тысяч на них найти, но и аптеку, где все это купить. Не в своей деревне точно. Жители одной из Николаевок Кинельского района говорят, что одно время частник открыл здесь аптеку, в которой можно было заказать и получить практически любые лекарства. А потом его якобы выжили: «Условия такие создали, что человек не захотел вообще здесь работать. И теперь лучше ездить в Тимашево за ними».
Из диалогов в селе Николаевка Кошкинского района
Жители малых деревень часто словоохотливы. Но большинство просят не называть себя и фотографироваться не хотят. Поэтому в статье они названы только по именам… Но все эти истории реальны. Как и описанные в них проблемы.
Упразднять не спешатНесмотря на рост сел без постоянного населения, упразднять их власти не спешат. Причины называются разные. Одна из них, на которую сослались в администрации Красноярского района, — отсутствие таких полномочий у районов. Другая связана с надеждой, что найдутся желающие получить в собственность участки в черте населенного пункта. А это могут быть и дачники, и инвесторы более высокого порядка. В частности, об этом «СО» сообщили в администрации Шенталинского района. Там мерой поддержки исчезающих населенных пунктов назвали организацию межевания и предоставления земельных участков в черте этих населенных пунктов «в собственность заинтересованных лиц, по их обращениям». «Следовательно, планов по их упразднению в настоящее время нет», — говорится в ответе, подписанном главой района Александром Лемаевым.
Наконец, в Кинельском районе сообщили о принятом 28 февраля этого года постановлении областного правительства №135. Документ содержит перечень сельских агломераций и их опорных населенных пунктов. Именно в таких агломерациях власти видят сейчас возможности спасения сельских территорий. И не только Самарской области. Это общероссийский проект.
Для совместного развития и организации экономической и социальной инфраструктуры планируется объединять несколько населенных пунктов в единую зону. Центром должен стать опорный населенный пункт, на базе которого осуществляется ускоренное развитие инфраструктуры для нескольких муниципальных образований. Такой опорный пункт не может входить в границы городской агломерации, а численность его населения должна составлять от 3 до 50 тысяч человек. Планы развития должны быть приняты на периоды в шесть-семь лет.
В Самарской области долгосрочные планы разрабатываются в отношении 27 населенных пунктов, определенных как опорные. Среди них и Кинельская агломерация, в которую включены три ж/д платформы, Заречье и Николаевка-1 с опорным пунктом в селе Георгиевка. «В настоящее время разрабатывается долгосрочный план развития сельской агломерации, в который планируется включить мероприятия по развитию инфраструктуры, в том числе в некоторых из данных населенных пунктов», — говорится в ответе администрации Кинельского района за подписью главы Юрия Жидкова.
Однако такие планы есть не везде. В Красноярском районе в свою очередь сообщили: «В среднесрочной перспективе, а также в планах развития Стратегии социально-экономического развития района до 2030 года не запланированы какие-либо мероприятия по спасению населенных пунктов, которым грозит полное исчезновение постоянно проживающего в них населения».
В истории останутся немногиеБаженовку сохранили в сети, а кладбище рядом уже забыто
Про десятки исчезающих населенных пунктов практически ничего уже нельзя найти в открытых источниках. Даже депутаты губернской думы, в избирательные округа которых входят эти населенные пункты, не могут сказать что-либо о таких деревнях и селах. И не только новые, но и отработавшие не один созыв. В том числе и Николай Сомов, представляющий в областном парламенте Богатовский, Борский и Кинель-Черкасский районы, где в общей сложности 10 поселений в разные годы полностью теряли постоянное население.
Однако некоторым населенным пунктам все же суждено остаться в памяти — благодаря своим жителям, которые не только продолжают собираться там, где когда-то были их деревня или село, но и пишут их историю. Среди них Баженовка Борского района, последний житель которой уехал из села в 2001 году и с тех пор оно так и не возродилось.
Однако односельчане продолжают общаться друг с другом, переписываются и собираются на встречи в поминальные дни на кладбище. Среди них оказались и писатели-историки. В сети теперь есть сайт «Баженовка», на котором присутствуют и фотографии со встреч (судя по ним, от села и в самом деле не осталось даже построек, но жители поставили крест на месте, где раньше стояла церковь). А еще в соцсетях можно найти фрагменты книги жителя села Николая Смагина «Как уничтожалось крестьянство» и других, основанных на архивных документах. О том, как село переживало период 20-30-х годов прошлого века — голод, раскулачивание, коллективизация, появление «лишенцев» и т.д.
У Баженовки есть даже страница в Википедии, где описаны некоторые вехи ее истории и судьбы жителей начиная с 1820-х годов. К середине XIX века здесь жили уже около 500 человек. И была церковь, один из колоколов которой весил 104 пуда. Село пережило не один голод и пожар и до, и после революции, а угасать начало еще до распада СССР. В перепись 1970 года здесь жило уже 150 человек. А к концу 1986-го осталось всего 12 семей. В 1991-м была закрыта начальная школа…
Недалеко от того места, где когда-то была Баженовка, мы нашли кладбище, которое сначала приняли за баженовское. Однако, скорее всего, оно относится к территории другого населенного пункта — Усманки. И уже практически заброшено. На картах его нет. И в сети упоминаний найти не удалось.
Искусственные цветы на некоторых крестах выглядят еще свежо (видимо, их все-таки навещают). Но кладбище не огорожено — остались только железные ворота. По некоторым признакам, погост пережил пожар.
Последние захоронения были сделаны в середине 1970-х годов. А самые первые — возможно, еще в начале ХХ века. Эти могилы можно вообще не сразу заметить, приняв надгробия за камни в траве. Имена похороненных есть не везде, как и даты рождения и смерти.
Было еще несколько воинских могил. Одна из них представляла собой деревянный крест, очевидно, сделанный насколько хватало сил, на котором выцарапали слова «Памятник воину» и написали имя. Если мы правильно разобрали, то под этим крестом похоронен Путинцев Михаил Васильевич, родившийся в 1905 году, а окончивший свой жизненный путь в 1943-м.
Ни слова в интернете об этом кладбище «СО» найти не удалось.
Доминируют малыеГрадостроительный кодекс к малым населенным пунктам относит такие, где проживает до 200 человек. На момент проведения переписи в Самарской области в них проживало всего 0,06% сельского населения региона. Однако в общей сложности это почти 40 тысяч человек. При этом малые села преобладают в большинстве районов Самарской области. Прежде всего в таких, как Шенталинский, где в 45 из 59 населенных пунктов проживает не более 200 человек, Сызранский (48 из 67), Похвистневский (54 из 79), Кошкинский (56 из 82), Красноярский (57 из 90) и др. Куда меньше районов, где малых сел меньше половины. В их числе — Хворостянский, Волжский и Ставропольский районы, где малых населенных пунктов не более трети от общего числа.
Про барсука и взрывы
Там, где населения мало, постоянные жители — это в основном мужчины. В Самарской области сильная половина человечества превалирует, по статистике, во всех населенных пунктах, где проживает не более 100 человек, будь то поселок из пяти человек или 25. По крайней мере, суммарно. Но как только численность населения уходит выше этой отметки, во всех группах сельских поселений начинают доминировать женщины. С чем это связано? Может, с вопросами безопасности? Мужчинам же легче за себя постоять?
В Новой Деревне вернувшаяся сюда на постоянное место жительства Наташа говорит, что нечего бояться. Если ее что-то и пугает, так это взрывы на полигоне неподалеку, от которых сотрясается весь ее дом, построенный в 1969-м. Военные, похоже, тоже стали считать Новую Деревню дачным поселком, и поздней осенью, когда вроде все должны разъехаться, так начинали «бабашить», что бедная Наташа на койке подпрыгивала. Как будто землетрясение. «На дом это влияет?» — «Естественно! Разве он выдержит такое?!» Пришлось в конце концов пожаловаться властям. На время помогло, а потом опять началось…
В то же время ее подруга — дачница Ольга — одна здесь бывать побаивается и в отсутствие мужа предпочитает закрываться.
Зачем тогда видеонаблюдение поставили на доме в Заречье? Может, от хулиганов и других нехороших людей? «Да какие тут хулиганы», — отвечает нам хозяин Виктор Васильевич. Дачники тоже проблем не создают. И рассказывает: «У меня стала пропадать клубника, а виноград весь пропал. Я думал: кто? Оказалось, барсук! Включил камеру — вот он пришел! Крупный! И хряпает все до ягодки. У винограда гроздья невысоко же». Что касается хулиганов, бывало, беспокоили они в 90-е годы. Теперь — только барсук.
Поселения железнодорожников могут спасти сельские агломерации
Практически каждый шестой населенный пункт, в котором хотя бы однажды фиксировалась нулевая численность населения, — это железнодорожные станции, будки, разъезды, платформы и казармы ОАО «РЖД». Точнее, 23 из 139 топонимов. Из них реально населенными в 2002 году было всего 11, и проживало в них тогда 277 человек, в том числе 149 — на станции Отвага, которая ведет свою историю с 1962 года. По данным последней переписи, железнодорожное население сократилось до 41 жителя, а места их постоянного проживания — до семи. Остальные 16 числятся, но без населения.
Обезлюдела и Отвага. В сети можно найти сообщения, что станция фактически слилась с селом Александровка Ставропольского района, но формально это по-прежнему отдельная административно-территориальная единица.
Есть еще станция Жигули Волжского района (ни одного жителя в первые две переписи и целых семь — в 2021-м), но с ней вышел казус. С одной стороны непосредственно станции оказалась закрытая территория, на которой жилого сектора, по словам охранника, нет. А с другой — СНТ «Зори Жигулей», в котором никто не мог сказать, а где же Жигули?
Железная дорога комментировать ситуацию мест обитания своих работников не посчитала нужным, ограничившись в ответе на запрос «СО» словами: «Вопросы демографической ситуации в компетенцию ОАО «РЖД» не входят». В свою очередь в администрации Кинельского района (на его территории сразу три таких населенных пункта) заметили: «Имущество, располагаемое в непосредственной близости от железнодорожной платформы, включая жилые дома, является собственностью РЖД».
В районной администрации обратили внимание и на состояние имущества РЖД: «Учитывая время возведения строений, датированное последним десятилетием XIX века (1895 год) — началом ХХ века, можно сделать вывод о степени их благоустройства и качестве проживания в них. Отсутствие каких-либо организаций, обеспечивающих другие рабочие места, объектов социальной инфраструктуры, способствовало оттоку и так немногочисленного населения в более крупные села и прилегающие города».
Каковы перспективы таких платформ и разъездов? На данный момент они включены в Кинельскую сельскую агломерацию с опорным пунктом в селе Георгиевка, сообщили «СО» в администрации рай-она. Однако о конкретных переменах говорить пока рано: долгосрочный план развития этой агломерации еще разрабатывается.
ВЛАДИМИР ЗВОНОВСКИЙ, президент Фонда социальных исследований
Российский человек сегодня может иметь несколько мест жительства
— Почему одни населенные пункты исчезают сегодня, а другие — нет? Или, скорее, происходит некая трансформация, и такие деревни и села превращаются, например, в дачные поселки?
— Первое, о чем нужно сказать, — село не только умирает, но и рождается. Это естественный процесс. И нужно смотреть не только сколько населенных пунктов исчезло, но и сколько появилось. Поскольку население в целом уменьшается, в том числе и в Самарской области, количество умерших населенных пунктов, наверное, должно быть больше. Потому что деревня умирает медленно, а новые населенные пункты обычно растут быстро — за несколько лет поселок вырастает если не до нескольких сотен человек, уж точно до нескольких десятков.
Далее — когда появились деревни и села, в которых сейчас нет населения? Возможно, не так давно, но с ними, что называется, не пошло. Еще вопрос: а что такое «нулевая численность населения»? Статистика не отражает тех, кто не прописан в том или ином населенном пункте, но это не означает еще, что они там не живут. Конечно, происходит и укрупнение. И вы уже сказали про дачников, которые могут просто вытеснять постоянное население. Возможно, это те же самые люди, которые когда-то там жили, просто теперь они живут там не все время, а только какую-то его часть. И их там не всегда можно застать. Это уже изменение административного оформления территории, а не состава населения. Да, люди уехали отсюда, но их дома, огороды и ульи остались. Обычный среднестатистический российский человек сегодня может иметь несколько мест жительства и активно этим пользуется, особенно в деревнях, где жилье стоит недорого.
— Дачники могут спасать эти деревни от вымирания?
— Слово «спасать» в данном случае не подходит. Но поддерживать их инфраструктуру, конечно, могут. У моего приятеля, например, есть дача в Кондурчинском. Кондурчинский — это на самом деле не один, а несколько разбросанных поселков. Лет 15 назад, когда эту дачу покупали, там было огромное поле, в котором стояли даже не дома, а пять частично готовых каркасов. А сегодня это длинный поселок с двумя улицами, вдоль которых на полкилометра тянутся дома. В них есть электричество. Но я сомневаюсь, что большинство владельцев оформили эти дома как место жительства. Кому-то прописка может быть выгодна, кому-то — нет.
Пляшущие цифры в данных трех переписей населения отражают это мерцающее присутствие людей. Деревня умирает, но не насовсем. Может быть, умрет. А может, восстановится, возродят ее.
— Можно ли с точки зрения социологии объяснить поведение людей, которые держатся за прежнее место жительства, как бы далеко от него ни было до благ цивилизации?
— Объяснение простое. Если есть у человека социальные связи, которые могут его вытащить оттуда, конечно, он уедет. Если нет — не уедет. Моей тетушке по линии жены 90 лет. Она жила на границе с Эстонией, и все у нее там было хорошо, даже здоровье только улучшалось. Но в конце концов у нее там пропал круг общения, не с кем разговаривать стало по месту предыдущей прописки. И она переехала к дочери.
Противоположный пример я наблюдал лет 20 назад в Псковской области в одной деревне, где не было даже электричества и люди не знали о существовании сотовых телефонов. Но они там жили, и уезжать им было некуда — за пределами их локации не было социальных сетей, в которые бы они встроились. Потому и уезжать для них смысла никакого не было.
— То есть в подобных ситуациях социальные связи превалируют над такими факторами, как электрификация, газификация, цифровизация и так далее?
— Конечно! Если вы привыкли жить без газа и света и у вас есть социальные связи там, то газ и свет вас не особенно привлекают. Это как те сумасшедшие туристы, которые уезжают «за запахом тайги». Их социальные связи в тайге проявляются, а в городах — нет.
— Людмила Николаева
2024 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
