Новые люди в театре — это всегда интересно. От них и ждут чего-то нового, свежего. Нынешний, юбилейный сезон в Самарском академическом богат новыми именами. Актеры Дмитрий Лебедев и Анастасия Лебедева-Светлова тоже работают здесь первый год.
— Настя, кем были ваши родители?
Анастасия Светлова: Наша семья — это большая актерская династия. Актерами были мои бабушки, дедушки, прадеды. Я — актриса в пятом поколении. Родители моей мамы начинали в драматическом театре Владивостока, а папины родители — уроженцы Севастополя, где проработали всю жизнь. Дед — драматический артист, бабушка — балерина. Папа и мама познакомились, когда учились на одном курсе в Ярославском театральном вузе. После окончания учебы по приглашению они приехали в Краснодарскую драму, где к тому времени уже работали родители мамы. В Краснодаре родилась я. В детстве меня, как и многих актерских детей, занимали в спектаклях. Роли были небольшие, как правило, я танцевала.
— Свою первую роль помните?
— Мне было 6 или 7 лет, когда в одном спектакле чьей-то дочкой я выезжала на сцену на печке. В 9 лет я сыграла свою первую центральную роль в молодежном театре. Тогда один из краснодарских режиссеров сказал моей маме: «Ольга, а у тебя Настька-то артистка». Я была счастлива. Однажды с родителями на гастролях в Киеве я познакомилась с артистами Саратовской драмы. Мы очень подружились, и через два года я поехала поступать на театральный факультет Саратовской консерватории имени Собинова. Поступила и окончила ее в 1994 году. Моим педагогом была народная артистка СССР Валентина Александровна Ермакова.
— Как вы оказались в омском театре?
— С дипломными спектаклями («Саломея» Оскара Уайльда, «Приключение» Цветаевой и «Звездный час» Лобозерова) мы приехали на театральную биржу в Курск. Туда съезжались студенты, и режиссеры провинциальных театров «отсматривали для себя материал». Самое серьезное предложение было от Бориса Мездрича и Льва Стукалова — первый был директором, второй главным режиссером Омского академического драматического театра. Моя актерская судьба в этом театре складывалась очень успешно: большая занятость, интересная разнообразная работа, множество поклонников, друзей. В этом городе я нашла свою любовь, родила дочь. Но, к сожалению, за шесть лет он так и не стал мне родным.
— Дима, а в вашей семье были артисты?
Дмитрий Лебедев: Нет, я из семьи инженеров-строителей, но меня всегда тянуло на сцену. Сразу после школы я поехал в Москву и с первого раза поступил в Щепкинское училище, класс Михаила Ивановича Царева. После окончания учебы к себе в театр меня пригласил главный режиссер Омской драмы Артур Хайкин (кстати, уроженец Куйбышева), где я прослужил 22 года.
— На сцене вам не мешает то, что вы семья?
А.С.: Нисколько. Мне с Димой интересно и легко работать, мы хорошо понимаем и чувствуем друг друга. Нам повезло, что в Самаре уже в трех спектаклях («Король. Дама. Валет», «Униженные и оскорбленные» и «Чудаки») мы работаем вместе. На сцене омского театра так получалось, что даже если мы в одном спектакле, то нигде не пересекаемся.
Д.Л.: Я — Тузенбах, она — Наташа в «Трех сестрах», я — Беркутов, она Глафира в «Волках и овцах». У нас был спектакль, который состоял из двух частей: «Ида» Ивана Бунина и «Прихоти Марианны» Альфреда Мюссе. В этом спектакле я играл центральную роль…
А.С.: А я, прочитав пьесу, просила меня занять в спектакле, но получила отказ: «Зачем тебе играть эту худосочную, холодную Иду. Ты такая страстная, темпераментная — ух! А там должна быть амеба». Потом приглашенный режиссер Петр Юрьевич Кротенко ставил спектакль по пьесе Исаака Башевиса Зингера «Тойбеле и ее демон», где также был занят Дима. Я влюбилась в пьесу, но и эта работа прошла мимо.
— А как вы стали семейной парой?
А.С.: Одно время омский театр часто выезжал на гастроли на Запад: Германия, Дания, Коста-Рика… И наконец — Япония. Страна восходящего солнца ждала нас с «Тремя сестрами». Оказывается, японцы удивительно хорошо знают русскую классику, обожают Чехова. Мы были потрясены тем, что большая часть зрителей отказалась от синхронного перевода. В финале спектакля японки плакали, как дети, закрывая ручками лицо. В Токио мы с Димой много времени проводили вместе. Удивительное дело: мы как будто узнавали друг друга заново. Мы влюбились.
Д.Л.: Я был ошарашен тем, что нашел полную гармонию во взаимоотношениях с Настей.
А.С.: Это называется родство душ. Мы были чужими людьми…
Д.Л.: …а оказалось, что у нас так много общего. Она — это как будто мое отражение. Мы смеемся и плачем над одним и тем же, замечаем одновременно какие-то вещи. В какой-то момент мы поняли, что необходимы друг другу. Знаете, это как наркотик.
А.С.: Когда Дима уезжает даже на несколько дней, я ощущаю необыкновенную пустоту, как будто кусок тебя куда-то делся. Вообще я страшно боюсь одиночества. Дима всегда находит занятие, которое его полностью поглощает, он даже не чувствует времени. Он много читает, переводит.
— Переводит?
Д.Л.:,/B> Да, это мое отдохновение. Началось все с того, что я решил самостоятельно выучить английский. Четыре года я грыз язык и с 1994-го начал заниматься переводом. Перевел уже пять пьес.
— Настя, а чем вы занимаетесь в свободное время?
А.С.: С того момента, как родилась дочь, я забыла, что это такое. Ребенок занимает все свободное время. Слава Богу, Дима мне очень помогает по дому, что дает возможность изредка заняться собой.
Это премиум-материал. Подпишитесь, чтобы прочитать статью.
2025 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
