В феврале 2010 года воспитанник Виктора Петроченко принес мировую известность самарской школе профессионального бокса, выиграв у пятикратного чемпиона США среди любителей и обладателя «Золотых перчаток» Джулиуса Фогла.
В «профессионалах» он провел 51 поединок, 46 из которых выиграл. Бой в Омске в конце мая прошлого года неожиданно стал последним в его профессиональный карьере. Как он провел больше года без бокса? Правда ли, что он согласился на гонорар в 1 евро? Какое самое большое разочарование в боксе? Собирается ли он вернуться на ринг? Об этом самарский титулованный боксер Максим Власов рассказал в интервью «СО».
— Последний бой вы провели почти полтора года назад. Не изголодались по боксу?
— Да, в последнее время бывают такие моменты, когда хочется вернуться.
— Завершение карьеры, о котором вы объявили на ринге по окончании боя с Дилмуродом Сатыбалдиевым, было запланировано?
— Нет, это получилось спонтанно. До этого дня у меня были мысли, что уже сильно устал, перегорел, выработал себя. Было тяжело тренироваться, да и эффективности и желания меньше стало. Плюс нужно было думать и о здоровье. Но само решение принял именно в ринге, в конце боя.
— То есть это было сиюминутным порывом?
— Это был просто эмоциональный стресс. По прошествии времени могу предположить, что если бы я этого не сделал тогда, то не сделал бы вообще и, скорее всего, все еще боксировал.
— Что стало катализатором такого поступка?
— Сказать честно, для меня это вообще был несколько неприятный, даже позорный, момент в карьере. По моим ощущениям я проиграл сопернику, которому не должен проигрывать. Причем я выигрывал этот бой по очкам, но случилась травма, которую я получил не просто так, а потому что был не готов к поединку должным образом. Если бы я был в лучшей форме, то все было бы по-другому, а бой, возможно, закончился бы даже раньше и в мою пользу. Но получилось, как получилось, а венцом всего этого стал эмоциональный всплеск.
— А вообще эмоциям часто позволяете брать верх над собой?
— Нет-нет. Я в принципе достаточно сдержанный человек и все зачастую держу в себе. Но бывает, что негативные эмоциональные потрясения становятся чрезмерными — тогда могу и психануть.
— Этот случай стал единственным?
— Да.
— Вы провели год и пять месяцев без бокса. Втихую тренировались или окончательно перчатки на гвоздь повесили?
— Не тренировался и даже не следил за боксом. Совсем. Но — первые полгода. Потом пришел в зал, немножко потренировался, подвигался, почувствовал, что мне не нравится это ощущение…
— Физическое или внутреннее?
— Во-первых, мне было неинтересно. Во-вторых, физически почувствовал себя очень скверно. Оно и понятно: я ведь ничего не делал до этой тренировки, а значит, что ничего хорошего от нее нельзя было ожидать. Но, честно сказать, я впервые после перерыва пришел в зал, чтобы больше проверить свои ощущения в плане интереса. А его не было. Ко всему добавилось не очень хорошее физическое состояние, и тогда я подумал, что не стоит возвращаться к прежнему режиму. Во второй раз я пришел в зал еще через полгода. Уже этим летом. Здесь я поучаствовал в серьезных настоящих спаррингах. Провел, наверное, пару раундов. После чего окончательно понял, что здесь мне больше нечего делать.
— Как вы провели это время без бокса? В какой ипостаси себя попробовали? В спортивной сфере?
— Нет-нет. Никакого спорта. Пробовал свои силы в абсолютно противоположном направлении — строительном бизнесе. Но сейчас понял, что, наверное, все-таки это не совсем мое, и буду менять направление. Поэтому сейчас я как бы ищу себя. (Улыбается.)
— Вы долгое время жили в Америке и тренировались там…
— На самом деле не очень-то и долго, а по большей части был там наездами.
— Тем не менее вам приходилось перестраиваться и в части менталитета, и в части тренировочного процесса. Есть ли различия в подготовке боксеров?
— Различия заметны в гонорарах и в плане пиара боксеров, а в подходе к подготовке, честно сказать, сейчас нет особых отличий. Это связано с тем, что у нас в России и бокс прогрессирует, и много ребят ездят постоянно за зарубежным опытом, и тренеры следят за новыми тенденциями, учатся. Поэтому сам процесс подготовки сильно не отличается, но есть нюанс в том, что в Америку едут боксеры со всего мира и там они варятся все вместе в одном котле. Это очень хорошая практика, учитывая то, что боксеров много и они все разные. Пройдя эту школу выживания на ринге, кто-то становится звездой, кто-то ломается.
— Когда вы поехали в Америку, это было…
— Шок. Это был шок, будто на другую планету попал. Я только начинал карьеру в боксе — в начале двухтысячных, когда из боксеров за границу выезжали только единицы. И я на самом деле попал в их число случайно, и, конечно, это было фантастически. Уже позже стали выезжать довольно легко и просто: если есть хоть какое-то звание и деньги — сел да поехал. Это я говорю о ситуации до февраля 2022 года.
— Как относились, относятся там к российским боксерам? И менялось ли это отношение за то время, когда вы там боксировали?
— Раньше к российским и советским боксерам относились как к расходному материалу, на котором просто зарабатывали деньги. Подставляли под всех подряд. Например, боксера, у которого в карьере имеется только несколько шестираундовых боев, могли запросто подставить под чемпиона. То есть использовали как «расходник». Со временем, когда американцы увидели, что у нас есть сильные, яркие боксеры, отношение изменилось, и они начали вкладываться в них. Но здесь нужно понимать, что все зависит от того, насколько ты интересен или неинтересен: делаешь ли ты шоу, приносишь ли деньги. Если да, то в тебя будут инвестировать, нет — до свидания, и тебя будут кидать под всех подряд по принципу «выплывешь — молодец, не выплывешь — твои проблемы». Профессиональный бокс давно уже не спорт, а в первую очередь бизнес. Там есть боксеры не очень высокого уровня, которые в плане медийности добиваются большего, чем более одаренные, но не играющие на публику спортсмены. Поэтому, чтобы добиться успеха, ты и твой бокс должны быть интересными, а еще ты сам себя должен пиарить. Последнего мне всегда не хватало. Себя я не пиарил — что есть, то есть.
— Это связано с воспитанием?
— Да, советское воспитание — быть попроще, потише.
— Как родившейся и выросшей в Советском Союзе, мне всегда было сложно «продать» себя работодателю…
— Вот, то же самое. Это основная проблема. Я был достаточно высокого уровня в спортивном плане, умел и хотел боксировать, но при этом «продавать», пиарить себя никогда не умел и не любил. И именно этого мне в профессиональном боксе не хватало.
— Но научились же себя оценивать и отвечать на вопрос: «Сколько ты стоишь?»
— К концу карьеры, когда уже стало поздновато. Все приходит с опытом, и это тоже. Я знал, сколько я стою, чтобы выйти в ринг. Но при этом иногда мог боксировать и за меньшие гонорары. Просто потому, что мне было интересно.
— Бой за 1 евро из этой категории?
— Да. В 2018 году я пошел на бой с Оланреваджу Дуродолой, зная, что мой официальный гонорар составит 1 евро.
— Почему 1 евро?
— Потому что я хотел боксировать, а организатор-промоутер не хотел платить. И выставил условия поединка: оплата соперника, проживание, питание, перелет, гонорар — 1 евро. Бой с Дуродолой в Сочи, в рамках огромного боксерского шоу — «Кубок Мохаммеда Али» с трансляцией на весь мир, с многомиллионной аудиторией. Как от такого отказаться? Да, нужно признаться, что тогда никто не верил в меня и ставок не делал. Я их понимаю: я из полутяжелого веса, а там гигантский мужик с огромными ручищами (весовая категория до 90,71 кг. — Прим. ред.). Все думали, что он меня убьет. Просто убьет. И это стало для меня вызовом — я решил рискнуть.
— И в 12-раундовом поединке вы выиграли у нигерийца техническим нокаутом в 10-м раунде, завоевали вакантный титул чемпиона по версии WBC Silver в первом тяжелом весе. А вам правда заплатили 1 евро?
— Спойлер: мой промоутер Андрей Андреев потом выплатил другую сумму. Но сначала — да, мне принесли в конверте монетку в 1 евро (в феврале 2018-го курс евро составлял 70,3 рубля. — Прим. ред.).
— Этот бой стоит особняком в вашей карьере, если не касаться темы гонорара?
— Да. Он не стал определяющим, но свою роль в моей карьере сыграл. Именно после него многие пересмотрели свои взгляды на меня и на мой бокс. Ведь я пошел на этот бой при том, что у меня были сильные разногласия с промоутером, который был категорически против моего участия. Но, как показало время, я оказался прав, что пошел против него вопреки, как говорили, здравому смыслу и инстинкту самосохранения.
— Вам вообще все равно с кем боксировать? Или есть соперники, с которыми вы не будете биться ни за какой гонорар?
— Если мне будет интересно — хоть бесплатно. Но это неправильно, понимаете? Неправильно. Здесь есть своего рода «золотое сечение» — и об этом нужно помнить. Ведь нет гарантий, что после поединка за интерес промоутеры будут предлагать в соперники кого угодно, думая, что я готов легко бесплатно выйти в ринг. Но тот эксперимент в Сочи, который я провел, мне понравился. А это тоже эмоции.
— Какое самое большое разочарование было у вас в карьере?
— Разочарование… Наверное, все-таки бой со Смитом за пояс чемпиона мира (в апреле 2021 года Власов боксировал за вакантный пояс WBO в полутяжелом весе с американцем Джо Смитом-младшим. В равном бою Максим проиграл решением судей: один рефери поставил ничью. — Прим. ред.) Потому что, считаю, тот бой я все-таки выиграл. Я понимал, что все будет так, как в итоге и случилось. Но в душе верил, надеялся, что там, наверху, какие-то звезды сойдутся и пояс станет моим. Но… не получилось.
— После таких поединков тяжело возвращаться в ринг?
— Честно? Я недолго горевал, а следующий бой у меня был уже через восемь месяцев — в декабре с доминиканцем Феликсом Валерой. Выиграл единогласным решением судей, получил колоссальное удовольствие, кайфанул, прямо скажем. И все, меня отпустило.
— Правда, что путевку в большой спорт вы получили на ринге в спортзале «Жигулевского пивзавода»?
— Да, можно сказать так. Пришел туда, когда мне было 14 лет, и тренировался там 17 лет. За что огромное спасибо Юрию Васильевичу. (Юрий Сапрунов, президент АО «Жигулевское пиво». — Прим. ред.)
— Вы следите за самарским боксом?
— За любителями — нет. А в профессионалах не за кем.
— А как думаете, почему в регионе после вас в профессиональном боксе больше никого нет?
— Все зависит от подготовки, тренеров. Детей нужно учить правильному боксу. А таких специалистов на данный момент я не вижу.
— Недавно вы проводили мастер-класс для участников юношеского турнира в Кротовке. Когда вышли на ринг и показывали детям базовые элементы боя, приемы, удары, сердце екнуло в груди?
— Откровенно говоря, нет. Внутри ничего не колыхнулось и не екнуло. Потому что я видел… как бы это помягче сказать… какую-то безнадегу в развитии самарского бокса.
— То, что происходит — это закономерность или дело случая?
— Закономерность. Одна из причин: люди не хотят развиваться. Вот есть тренеры советской школы бокса. Они как тренировали двадцать лет назад, а кто и больше, так и тренируют. Большая часть тренеров — возрастные. Хотя, я заметил, появляются молодые, в их числе даже есть ребята, кто со мной тренировался. Да, они меняют тенденцию, бокс, школу, ставят технику. Но их пока не так много на общем фоне, где в основном люди работают по старинке, показывая бестолковый, бесперспективный бокс. А бокс, замечу, прогрессировал и развивался все это время. Он никогда не стоял на месте. Появилось очень много разных защитных движений, комбинаций. Ведь это нужно изучать, смотреть бои, пробовать самому и на своих учениках новые методики. Но многие тренеры, к сожалению, не хотят расти. Смысл в том, что всегда нужно учиться. Постоянно. Сколько бы тебе лет не было. Тогда ты будешь конкурентоспособным. Нужно понимать, что советская школа бокса сейчас не будет котироваться и ее просто раздавят в современном боксе. Это нужно принять как данность. Поэтому нужно совершенствоваться, учиться, учиться и учиться, искать что-то новое, не стесняться брать лучшее у кого-то другого, самому что-то придумывать. Тогда и ты будешь развиваться, и бокс, соответственно, тоже.
— Вы 22 года в боксе. Знаете всю его подноготную и подводные камни. Нет желания реализоваться в этой сфере? Сделать так, как надо, по вашему мнению?
— Есть. Тем более у меня есть в жизни пример такого человека. Это мой тренер Виктор Петроченко. Он делал как надо и не оглядывался ни на кого, пошел против всех. Он готовил хороших, классных боксеров из, грубо говоря, «инвалидов». К нему приходили физически неразвитые мозгляки, пацаны, ничего не умеющие, кривые, испорченные другими тренерами. И он делал из них добротных боксеров, а если кто-то был еще и одаренным, то суперклассных. Он придумал и поставил нам полностью технику бокса, ее основу, благодаря которой мы достигли многого. Навсегда врезалось в память, какое сопротивление мы встречали, особенно когда начинали. Как не принимали эту технику бокса, которую он нам ставил, как воспринимали в штыки его и наши действия в ринге — кто-то завидовал, кого-то мы раздражали, кто-то просто не понимал ничего из того, что происходит. Судьи нас постоянно засуживали, и нас просто никто не любил. Понимаете? Да, Виктор Николаевич — своеобразный человек, но в плане тренерского таланта он гений.
— Мэнни Пакьяо вернулся на ринг в 40 лет, Бернард Хопкинс — в 49, Фрейзер — в 37 после пятилетнего перерыва, а Форман — в 45 после 20-летнего. Нет желания пополнить список?
— Скажу честно, сейчас, по прошествии полутора лет, мне этого не хватает. Я понимал, что однажды этот момент настанет. Время, когда я буду очень сильно скучать по боксу и нестерпимо захочется вернуться. И само по себе возвращение в принципе вполне реально. Просто нужно будет подготовиться более-менее хорошо, провести качественный тренировочный лагерь, и вперед: можно будет боксировать еще, хоть до 40 лет. Но нужно принять тот факт, что сейчас и ситуация не та в мире, что была пару лет назад, и что реально хороших серьезных боев ты не получишь. Ждать у моря погоды не стоит — это реальность. Поэтому многие и меняют гражданство, чтобы подольше оставаться в обойме и получать бои. У меня к этому нет никаких предпосылок.
— Таков путь?
— Таков путь.
— Ирина Зобнина