Скандальная классика: что это за литература и как ее читать, рассказали в «Химии слова»

1 Нарушая правила: где скандал?

«В отличие от традиционной лекции, которая фокусируется на одном авторе или произведении, сегодняшняя будет необычной. Сегодня поговорим о том, что делает произведения скандальными. Поговорим об аспекте читательской рецепции, как мы понимаем книги и что делает их скандальными, — обращается к слушателям Елизавета Касилова. — Рассмотрев несколько классических примеров, мы увидим, что скандальным произведение делает не столько выбранная тема, сколько способ ее подачи».

Нет таких литературных произведений, которые являются скандальными раз и навсегда. Для того чтобы оценить скандальность произведения, мы должны четко понимать, в каком контексте оно существует.

Обычно скандальный характер произведения чувствуют его первые читатели — они лучше всего понимают, в каком контексте это произведение оказывается, т.е. какие правила оно нарушает или почему оно не вписывается в стандарты того, как создается художественное произведение.

«В итоге мы говорим о том, какие правила произведение нарушает, чтобы стать скандальным», — утверждает Елизавета Касилова.

Некогда скандальная классика постепенно «бронзовеет». Все ее художественные элементы начинают восприниматься, будто так оно и должно быть. Так мы теряем чувство скандальности, которое было доступно для первых читателей. Помимо этого, исчезают отсылки и контекст, без которого сама скандальность невозможна.

«Сегодня я постараюсь вам рассказать, на каких темах и контекстах основывается чувство скандальности в литературе. В целом эти темы делятся на три группы: телесность или сексуальность, политика — ее скандальность быстро спадает — и религия со все теми же отклонениями для определенного времени», — резюмирует Касилова.

2 Телесный низ: о сексе

Начнем с телесности и сексуальности, которые чаще всего ассоциируются с чем-то эпатажным, отторгающим. Это связано с показом «телесного низа», например половых органов. Но, углубившись, мы понимаем, что «материально-телесный низ» давно присутствует в культуре и не всегда воспринимается как что-то скандальное.

Впервые телесность появилась в юмористической культуре и средневековых произведениях, но там она никого не шокировала и не подрывала традиционные ценности.

Как голое тело и смех связаны друг с другом? Ученые, исследующие эту тему, задались вопросом: как и для чего работает смех в нашем мире. Они выяснили, что смех переносит человека в мир народной утопии, освобождая от власти иерархий и общественных институтов.

Любая шутка или мем выстраивают картинку некого антимира — пространства, где одновременно разрушаются негативные, на наш взгляд, черты реальности и конструируется сам мир, каким мы его хотели бы видеть. По сути, функция смеха — обнажение реальности и ее освобождение от церемониального. Так он уравнивает всех людей: когда мы смеемся, то обнажаем. Это происходит естественным образом.

«При этом дурость — та же нагота по своей функции. Дурак — это тот, кто оголяет себя, освобождаясь от общепринятых ценностей и иерархии. Таким образом, духовное или физическое обнажение в смеховой культуре никого не смущает. В тех же комедийных шоу или стендапах разрешается гораздо больше, чем в обычной жизни», — констатирует Елизавета Касилова.

Когда же телесность вызывает чувство скандальности? Во-первых, конечно, когда она находится вне смеховой культуры. Во-вторых, при нарушении общепринятых правил: семья и отношения полов (опять же, вне смеховой культуры).

Рассмотрим как пример роман Набокова «Лолита», связанный с этими пунктами. Для многих он как раз воспринимается как «скандальная книжка о сексе».

«Одной темы недостаточно, поэтому углубимся в произведение. А также задумаемся, что еще скрывается за ширмой сексуальности», — призывает слушателей лектор.

Вообще, роман Набокова обречен был стать скандальным. В нем затрагиваются важные для общества темы: семья (Гумберт Гумберт считается приемным отцом Лолиты, поэтому подрываются представления об устройстве семьи), взаимоотношения полов (взрослый мужчина и маленькая девочка), а также образ ребенка (на одной из обложек заостряется внимание читателя на деформированном образе ребенка с накрашенными ногтями и помадой в руке).

Далее, скандальным произведение становится скорее из-за формы подачи — от первого лица в виде дневника насильника. Это вызывает дискомфорт — мы не можем дистанцироваться от его образа, сливаемся с «Я» Гумберта. Плюс постоянные описания от первого лица показывают, будто автор разделяет позицию маньяка.

«Напомню, у романа была реальная сюжетная основа — история похищения Салли Хорнер, описанная в книге Сары Вайнман», — рассказывает Касилова. В июне 1948 года 10-летняя девочка попыталась украсть тетрадку из магазина, чтобы показаться «крутой» перед подругами. На выходе ее поймал Фрэнк Лассаль — мужчина, который представился агентом ФБР. Он угрожал Хорнер исправительной колонией за кражу и дурной славой в обществе.

Девочка в ужасе расплакалась и согласилась на требования Лассаля. Так, несколько дней мужчина угрожал девочке и однажды потребовал, чтобы та сказала матери, будто он отец ее одноклассницы, который отвезет подружек на море. Мать, услышав эту «состряпанную» ложь, согласилась. Через какое-то время Салли перестала писать.

Девочка провела в плену у Фрэнка 21 месяц, катаясь с ним по разным американским городам. К счастью, она нашла удобный момент и воспользовалась телефоном. Так и спаслась. Хотя финал был трагический — спустя время после освобождения она попала в автокатастрофу со своим молодым человеком. И это еще сильнее возбудило общество и повлияло на Набокова.

«Обратим внимание на подачу, — призывает Касилова, — историю можно было бы рассказать в двух моментах. В духе Достоевского — образ ребенка, который против своей воли вступает в половую связь (Настасья Филипповна). Или в духе сатиры Мопассана («Пышка») — сначала мы видим, как Салли радостно встречают после спасения, но со временем избегают, будто она в чем-то виновата. Однако Набоков идет своим путем».

Так, «Лолита» задает комплекс неприятных вопросов. Первый: что можно считать преступлением?

Кажется, что Гумберт на протяжении всей книги сознательно и искренно раскаивается за свои действия. Можно ли тогда считать это преступлением, если он ее, по сути, любит? Из этого вытекает второй вопрос: что есть нравственный или безнравственный поступок?

Если мужчина объясняет свои действия любовью, то можем ли мы согласиться с его чувствами, принять их? Наконец, какие преступления искусство может оправдывать? Речь идет об инцесте и насилии над несовершеннолетними. Учитывая эти факторы, становится понятно, почему читатель воспринимает эту книгу как скандальную — нам кажется, будто Набоков это оправдывает.

Лектор обращает внимание слушателей на обложки романа. На первой — вырванная страница дневника Гумберта, но с детскими вырезками, письмом и рисунком сердца. Вторая — подчеркиваются белые носочки девочки, один из которых выкручен в форме презерватива. И третья — серия фотографий с открытым ртом, через которые проявляется слово «Лолита».

Что же Набоков хотел передать через тему сексуальности? С одной стороны, Гумберт оправдывается тем, что любит Лолиту и подчеркивает, что дал девочке больше, чем она получила бы от интерната. Но местами он проговаривается и выделяет ее грусть и трагедию из-за отсутствия привычных семейных отношений. При этом осознание этого факта он — человек с высоким интеллектом — тщательно скрывает через множество эпитетов и длинные предложения.

Так, мы с трудом беспристрастно воспринимаем сюжет и уверены, что автор поддерживает героя. Поэтому роман выводит нас на еще одну проблему: может ли интеллектуал быть безнравственным, насильником? Форма дневника только подкрепляет интерес к ней, заставляет нас задуматься об авторской позиции.

Таким образом, мы приходим к выводу, что в романе «Лолита» не история создает скандальность, а способ подачи сюжета и художественные приемы.

Следующий роман, связанный с сексуальностью, — «Любовник леди Чаттерлей» Дэвида Лоуренса.

Главные герои — аристократы Констанс и Клиффорд Чаттерлей. Они поженились во время Первой мировой войны, где мужчина получил тяжелое ранение. Женщина попадает в трудную ситуацию — муж остался инвалидом и более не может ее полностью любить.

Здесь интересно проследить сексуальное желание героини и ее материнский инстинкт. Пропасть между супругами растет, и Констанс влюбляется в егеря при их поместье.

Роман вызвал множество споров, издатель судился за право публикации книги — она была выпущена в 1960 году, спустя 30 лет после смерти автора.

Свою скандальность роман заслужил описанием «белых пятен» — тем, которые не принято обсуждать в обществе. Например, отношения между супругами, один из которых инвалид. На слуху — верность и совместная жизнь, но в произведении мы видим нестандартное решение героини. Вообще, роман можно прочитать тремя разными способами.

Социальный роман — тема тяжелого быта шахтеров, которые работают на Клиффорда, что приводит к социальному конфликту. Он же встречается в отношениях Констанс с любовником — бывшим рабочим.

Далее, психологический роман — мы наблюдаем, как супруги отдаляются друг от друга, а девушка приходит к выводу, что не знала, за кого вышла замуж. На фоне развивается вопрос о роли сексуального желания в жизни.

Наконец, это неомифологический роман (неомифологизм — форма специфического мышления, при котором мифология включается в сюжеты современных книг). «Обращение к мифу всегда связано с какими-либо культурными потрясениями.

Человек видит в мифе вечную опору своей жизни — вечный процесс. Конкретно в «Любовнике леди Чаттерлей» описывается сюжет конца света, связанный с мировой войной, строгим рационализмом и деньгами.

В этой книге сталкиваются естественный мир — лес, где мужчина и женщина становятся собой, — и мир машин, логики. Получается, нам следует быть наедине с природой и не ограничивать свои чувства», — поясняет Елизавета Касилова.

С другой стороны — культура, отдаляющая нас от «реальной» жизни. Так, Клиффорд — со временем он становится известным писателем — часто цитирует происходящее вокруг него, вплоть до чувств. Констанс это выводит из себя, в привычке мужа она видит пошлость — нельзя, считает она, не воспринимать чувственно реальный мир и заполнять его одними лишь цитатами.

Здесь же важно отметить, что леди Чаттерлей постепенно сливается с лесом, в то время как Меллорс — егерь и любовник — ассоциируется уже с созидающим мужским началом в этом лесу. Мы приходим к древним мифологическим образам.

Автор, описывая вроде шаблонный и скандальный сюжет, выстраивает несколько уровней восприятия.

Скандальной эту историю делают не откровенные постельные сцены, а четко поставленный вопрос: что делать супругам, один из которых стал инвалидом, и во что может превратиться верность?

3 «Не чуя страны»: о политике

Еще одна тема, способная вызвать скандал, — политика. Нередко она быстро устаревает и теряет отторгающее свойство — меняются исторический контекст и личности.

«Приведу в пример стихотворение Мандельштама «Мы живем, под собою не чуя страны…» Давайте представим, что мы в XXIV или XXV веке и не очень хорошо знаем историю. Поймем ли мы, о ком идет речь? (цитирует отрывок стихотворения Мандельштама «Мы живем, под собою не чуя страны…») Безусловно, это произведение негативно описывает образ Сталина, но ни разу его не называет. При этом оно показывает, как быстро устаревает политический контекст некогда скандального произведения. Однако ценность произведения от этого не теряется — в этом стихотворении описывается страдание и чувство человека, живущего при диктатуре», — говорит Елизавета Касилова.

Те же страшные образы Сталина и его соратников пугают уже из-за того, что они коверкают речь, насилуют общение и язык. Политический налет произведения исчез, но свою ценность стихотворение Мандельштама не потеряло.

Другой пример — «Евгений Онегин» Александра Пушкина. В произведении есть описание вина, в котором есть сравнение с «тем сем». Странная фраза, но во времена Пушкина она воспринималась как вызов цензуре. Дело в том, что тогда цензоры запретили одну из строчек стихотворения Евгения Баратынского, в которой тот сравнивал шампанское с «пылким умом, нетерпящим плена». Чиновники увидели в этом революционный подтекст. Пушкин в ответ на это сравнил вино с «тем сем». Здесь мы также видим, что политическая часть устаревает.

Вспомним и повесть Леонида Андреева «Красный смех». Не зная год публикации, можно по ошибке предположить, что она связана с 1917 годом, хотя автор описывает события русско-японской войны. Возможно, мы не поймем посыл Андреева своим современникам, но в нем заметны вневременные вопросы.

В повести рассказывается об ужасах войны, ее жертвах. Тогда это было новаторское и скандальное произведение, сейчас оно стало классическим. На самом деле Андреев лишь продолжил традицию Толстого — он показывает войну непарадную, лишенную традиционных клише. Эта часть произведения не может устареть и сохраняет свою ценность.

4 Божьей милостью: о религии

«Наконец, перейдем к третьей группе скандальных тем — религия. Сейчас, возможно, это не совсем актуально, но в XIX веке все было иначе», — напоминает лектор, предлагая начать обсуждение с первых русских переводов романа «Джейн Эйр».

Сюжет рассказывает о жизни гувернантки-сироты, влюбленной в своего хозяина, за которого она в конце выходит замуж. Свою скандальность произведение получило за рассуждения о правах женщин. Главная героиня, беседуя со своим хозяином-аристократом и признаваясь в любви, заявляет ему, что они равны, несмотря на пол или социальный статус, ведь «Бог создал их равными». Если отойти от темы феминизма, можно заметить, что в «Джейн Эйр» дается достаточно вольное описание самой религии. Автор указывает на «недостойных» проповедников.

Далее, сводная сестра Джейн Элиза хотела уйти в монахини. Кажется, святой поступок хорошего человека на пути к добродетели. Но Джейн видит, что сестра из-за этого не меняется, оставаясь эгоистичной, а образ монашки лишь прикрытие.

Также в конце романа появляется дальний родственник Эйр мистер Сент-Джон, который стремится стать миссионером. Он уверен, Джейн будет ему хорошей женой. Но оценка дается не по личным качествам, а только по верности Богу и религии. Будь роман более сентиментальным — девушка бы заплакала и связала свою жизнь с мистером. Однако в этой книге Джейн упрекает Сент-Джона в эгоизме и властолюбии.

«В силу этих факторов в России трудно было найти первые переводы этого романа, так как они издавались незначительными экземплярами, и те с интерпретациями переводчика», — рассказывает Елизавета Касилова.

Есть также пример скандального произведения «Воскресение» Льва Толстого. Важный религиозный ритуал — причастие — он описал так, будто за ним наблюдает инопланетянин. По сути, прием отстранения. Автор подводит нас к бессмысленности этих действий и отдаленности церкви от обычного человека.

5 Волшебство: о детстве

«Последнее произведение нашей лекции детское — «Гарри Поттер». В России религиозная общественность посчитала роман «греховным», а американские протестанты после публикаций изымали экземпляры из школьных библиотек», — напоминает о скандалах вокруг книги Елизавета Касилова.

Анализируя претензии к книге, мы понимаем, что они сводятся к проблеме читательского ожидания. У каждого из нас есть определенные ожидания, связанные с прошлым читательским опытом.

«Гарри Поттер» ругали за то, что дети, прочитав историю о волшебнике, начнут сами «колдовать» и ни к чему хорошему это не приведет, считали критики произведения.

Скандальным сделал роман и избранный художественный прием — детальное описание магических процессов. Сам мир волшебства неразрывно связывался с реальным миром. К этому взрослый читатель также не был готов, детям все нравилось.

«Поттериану» обвиняли также в том, что Роулинг озвучивала темы, которые не должны затрагиваться в детской литературе: прежде всего, это тема смерти.

Оказывается, определенной группе взрослых удобно держать детей в некотором неведении до определенного возраста. Им кажется, что таким образом проявляется их защита.

Появляется важный вопрос: как детское произведение должно соотноситься с окружающим миром, насколько оно должно рассказывать ребенку о тех проблемах, с которыми он столкнется? В этом плане «Гарри Поттер» был первой ласточкой в этом направлении, а современная детская литература все больше и больше работает с ранее неизвестными или закрытыми темами.

В этом случае показательно, как детская литература соотносится со скандальным содержанием, нежели взрослая. Одна из задач первой — формирование правильных моделей поведения, книга должна ребенка чему-то научить. Она отражает запросы общества, каким оно хочет видеть будущего своего представителя.

Глядя на содержание современной детской литературы, мы видим, что оно нуждается в людях, готовых работать с «болезненными» темами. Растет число книг, связанных с ранее табуированными темами: секс, наркотики, курение.

Можно вспомнить произведение «Удивительные приключения Маулины Шмитт». Героиня уезжает из родного дома от отца и узнает, что ее мать смертельно больна. Произведение учит ребенка тому, как воспринимать смерть или тяжелую болезнь близкого человека.

Надо сказать, что современная детская литература не открывает что-то новое. Вспомним историю «Пеппи Длинныйчулок». Девочка вела себя не совсем подобающим образом: в каждой главе она демонстративно попирает общепринятые правила.

Острую полемику породила книга «Дети ворона» Юлии Яковлевой. В ней родители главных героев репрессированы. Возникает вопрос: с какой стороны изображать противоречивые моменты нашей истории и как их обсуждать с ребенком.

Наконец, книга Ракель Паласио «Чудо». Главный герой — мальчик с тяжелым генетическим заболеванием и страшно изуродованным лицом. До 5 класса он учится дома, но уже после ему нужна, по мысли родителей, социализация.

Это произведение, казалось бы, очень сентиментальное, рассказывает сложную историю с точки зрения лучшего друга героя, его старшей сестры и ее молодого человека. У каждого есть свои проблемы и восприятие мира.

Это книга о том, как каждый из нас может сотворить чудо. Оно двуплановое — свой смысл в ней найдет как ребенок, так и взрослый.

— Марина Ярцева