Регулярные обстрелы, изуродованные снарядами города, заминированные националистами улицы, ночи, проведенные в подвалах, детские слезы и постоянный страх…
Все это осталось в прошлом для тысяч беженцев из Донецкой и Луганской народных республик, Мариуполя, Харькова и Днепродзержинска, которые приехали в Самарскую область — туда, где безопасно.
Многие из них нашли здесь свой новый дом, но в памяти еще свежи воспоминания о том, что им пришлось пережить. «Самарское обозрение» в диалоге с вынужденными переселенцами попыталось разобраться, когда именно они стали чужими в некогда собственной стране, что значит 8 лет выживать под бомбежками, насколько сложно бежать с территории, ставшей зоной боевых действий. И, главное, как и где все они планируют жить дальше.
Масштабная эвакуация мирного населения Донбасса в Россию началась 18 февраля 2022 года. Сначала о такой необходимости заявили власти Донецкой народной республики, затем — Луганской.
Их главы связывали это со ставшими известными планами Киева начать скорое широкомасштабное наступление и с растущей по экспоненте динамикой напряженности на линии соприкосновения с противником.
Уже 19 февраля в ДНР и ЛНР была объявлена всеобщая мобилизация — мужчинам от 18 до 55 лет запретили выезжать с территории Донбасса. А 21 февраля Россия признала независимость обеих республик.
«Мы плакали от радости, когда узнали, что нас признали. Давно уже пора. Это уже 8 лет длится. Столько времени мы как будто никто и нигде», — рассказывают вынужденные переселенцы.
Первой беженцев приняла Ростовская область, позднее о готовности разместить у себя жителей Донбасса заявили власти более 30 российских регионов, в том числе Самарской области. В связи с наплывом беженцев регионы ввели на своих территориях режим ЧС, чтобы решить вопросы размещения, социальной защиты и обеспечения прибывающих.
В Самарской области первый спецпоезд с беженцами встречали 25 февраля. Он прибыл из Ростовской области в Тольятти глубокой ночью.
Все пассажиры — это жители Донецкой и Луганской народных республик. В основном старики и женщины с детьми, всего — почти 300 человек.
Беженцы рассказывают, что проводники в поезде были очень доброжелательны с ними, дали постельное белье и еду. Но дорога все равно была морально тяжелой.
Многие плакали. Кому-то повезло — у них были телефоны с работающими сим-картами, а многие почти сутки были без связи с родными и каких-либо новостей. Многие только по приезде в Тольятти узнали, что Вооруженные силы России 24 февраля начали на Украине специальную военную операцию по защите ДНР и ЛНР.
С собой беженцы взяли лишь самое необходимое — порой это всего несколько пакетов с одеждой.
«На четверых у нас одна сумка и рюкзак», — рассказывает жительница донецкого города Макеевка Наталья Савченко.
Она приехала в Самарскую область с тремя детьми, младшему из которых два года. Говорит, что собирались в спешке: «Собираться было почти некогда, даже покушать брали уже во время пути, когда были в автобусе».
Составы с беженцами встречали в Самарской области по отработанной в других регионах схеме.
На вокзале дежурили медики и спасатели, а также много волонтеров, которые помогали с сумками и провожали людей организованными группами до автобусов.
«Встреча прибывших и размещение их в пунктах временного пребывания осуществлялись совместными командами администрации и сотрудниками комплексных центров социального обслуживания населения», — сообщили «СО» в пресс-службе областного правительства.
Также там работали полиция, ГИБДД, миграционная служба, психологи МЧС и социальной службы, специалисты образования, здравоохранения, службы занятости, опеки и попечительства.
Увидев, сколько людей встречает беженцев на вокзале, дончанка Ирина Брылева очень удивилась.
«Подбегают, забирают сумки, помогают с детьми, координируют, куда идти, в автобусы провожают, — рассказывает она. — Они так по-родному, душевно к нам отнеслись! Не каждый родственник так радушно встречает. Но главное — это ощущение полной безопасности и надежда на то, что все будет хорошо».
Всего в губернию прибыли пять составов поездов с беженцами. После 25 февраля люди приезжали 27, 28 и 31 марта, а также 16 апреля.
В пресс-службе областного правительства уточнили «СО», что всего в регион с конца февраля прибыли 2038 вынужденных переселенцев.
Это жители не только Донецкой и Луганской народных республик, но также Мариуполя, Харькова и Днепродзержинска. Всего же с начала эскалации военного конфликта в Россию прибыли, по данным федеральных СМИ, свыше 1,6 млн беженцев из Донбасса и с Украины. Из них 262,82 тыс. — дети.
Обстрелы середины февраля 2022-го беженцы сравнивают с событиями 2014 года, когда кровопролитный конфликт на Донбассе только начался.
«Когда мы уезжали, была очень напряженная ситуация. Начались ожесточенные бои, ситуация резко ухудшилась, — рассказывает студентка из донецкого города Горловка Анастасия Голубоярова. — Военные действия велись уже 8 лет, но в феврале 2022-го стало совсем плохо. До этого нас тоже периодически бомбили, но в основном не центр города, а его окраины».
«В 2022 году интенсивность боевых действий резко выросла. И вот тут я уже не могла терпеть, дошла до такого нервного истощения, что даже спать не могла спокойно», — делится Ирина Брылева.
Люди признаются, что приняли решение временно покинуть место жительства из страха, что ситуация обострится еще больше. И прежде всего боялись за своих детей.
«Все происходило так быстро, что у нас не было выбора — остаться или уехать, потому что у меня трое детей, я мать-одиночка», — говорит Наталья Савченко.
Уехавшие в Россию очень переживают, что могут потерять связь с оставшимися на Донбассе родственниками.
«Бабушка уже совсем старенькая, она не захотела ехать, а мама не могла бросить ее одну, поэтому не поехала. Больше всего я боюсь, что мы больше никогда не увидимся», — вздыхает Наталья Савченко.
У Валентины Зайченковой дома в Донецке осталась сестра, и она уже долгое время не выходит на связь…
А у Ирины Брылевой — родители и муж. Супруга Ирины не выпустили из Донбасса из-за указа о всеобщей мобилизации. Женщина старается быть спокойной и мужественной, но когда она начинает говорить о муже, ее голос дрожит.
«Вы даже не можете себе представить, насколько это страшно», — говорит она. А самое страшное, по ее словам, это разрушенные войной семьи…
По данным министерства социально-демографической и семейной политики Самарской области, розыск родственников — один из основных вопросов, поступающих на горячую линию ведомства.
«Когда привозишь им гуманитарную помощь, люди начинают задавать тяжелые вопросы.
«У меня под завалами осталась мать». «У меня убили дочь». «У меня расстреляли сына». «У меня сын ушел в ополчение и где-то воюет — помогите его найти». Л
юди прежде всего беспокоятся о родных и близких, ищут родственников.
Старики задаются вопросами: «А что с нами будет? А как нам быть? Что нам делать? Нас не бросят, не выгонят отсюда обратно, потому что там нам жить негде?» — рассказывает «СО» один из тех, кто занимается помощью беженцам.
К приезду беженцев в Самарской области приготовили санатории, базы отдыха, гостиницы, детские лагеря и общежития.
Под пункты временного размещения приспособили в том числе базы отдыха «Дубки» и «Волжанка» в Самаре, гостиницу «Звезда Жигулей» в Тольятти, парк-отель «Ели» в Новокуйбышевске, детский оздоровительный лагерь «Космос-2» в Красноярском районе, санаторий «Колос» в Кинель-Черкасском районе. Всего развернуто 15 таких пунктов, в которых сейчас проживают 1542 человека, из них 389 детей.
Прибывших разместили в комфортабельных номерах и обеспечили предметами первой необходимости, средствами гигиены и гуманитарной помощью. В ПВР организовано трехразовое горячее питание для взрослых и четырехразовое — для детей.
Грудные дети на искусственном вскармливании получили детские сухие смеси.
По данным «СО», в «Дубках» в феврале-марте было 24 грудничка и около 40 детей дошкольного возраста, в «Космосе-2» — 20 младенцев и порядка 60 дошколят.
«Здесь хорошо, мы живем в отдельных комнатах, есть все необходимое», — говорит Ирина Брылева.
«У нас с детьми две комнаты, есть душ и туалет. Кормят замечательно — три раза в день, а для детей еще и полдник», — делится впечатлениями Наталья Савченко.
В ПВР организованы круглосуточные медицинские пункты и пункты гуманитарной помощи. Специалисты центров занятости населения консультируют по вопросам трудоустройства, а сотрудники управлений соцзащиты — о мерах социальной поддержки.
Детей школьного возраста устроили в школы, а для дошкольников работают детские игровые комнаты с педагогами. Кроме того, в каждом ПВР работают по два психолога, которые оказывают помощь по первичной социальной адаптации и снижению тревожности.
«У нас отличные условия, встретили прекрасно. Тут и психологи, и социальные работники есть. Когда приехали, нас сразу осмотрели, обследовали, выдали лекарства. Относятся к нам уважительно, такое ощущение, будто мы в гости приехали. Нас поддерживают, все получается. Спать не боишься, на балкон выходишь и радуешься», — рассказывает Валентина Зайченкова.
Когда в Самарскую область прибыл первый эшелон с беженцами, были организованы два центра перевода, в каждом из которых работают несколько квалифицированных переводчиков с высшим украинским образованием.
В основном приходится переводить свидетельства о рождении, поскольку в первой партии было много детей.
Защиту беженцы получили, получают и денежную помощь — выплаты по 10 тысяч рублей, которые областное правительство назначило по распоряжению президента. Деньги уже получили 1893 человека, из них 1575 проживают в ПВР.
Уполномоченный по правам человека в Самарской области Ольга Гальцова, которая к концу мая посетила все ПВР, в комментарии «СО» отмечает высокий уровень условий, созданных для граждан в пунктах временного размещения и, самое главное, душевного гостеприимства.
«Мы видим, что люди окружены заботой, вниманием, к ним относятся очень бережно, — говорит она. — Сейчас решаются вопросы бесплатного медицинского лечения и лекарственного обеспечения, оказывается содействие в трудоустройстве. Кроме того, привлекаем представителей бизнес-сообщества и предпринимателей для оказания дополнительной гуманитарной помощи».
Сейчас в «Дубках» несколько номеров пустует — беженцы уезжают дальше, по городам России, или возвращаются обратно на родину.
По последним данным, Самарскую область за все время покинули уже 640 человек. Кто-то вернулся еще в феврале-марте, будучи уверенным, что после признания Россией республик Донбасса обстановка там стала более безопасной.
Кто-то уехал позже — на фоне успехов российской армии в спецоперации. А часть беженцев переезжает в другие регионы России к родственникам или по работе.
Те же, кто решил остаться, пытаются обустраивать жизнь в новой стране. Ирина Брылева, например, устроилась на полставки социальным работником в реабилитационном центре.
Женщина, безусловно, хочет обратно, но вопрос «обратно — это когда и куда?» кажется более насущным.
«Еще все очень смутно, обстрелы продолжаются. Дай бог, квартира будет цела. Конечно, здесь хорошо и безопасно, но прогнозы делать трудно, ведь нужно как-то жить дальше», — говорит Брылева.
Наталья Савченко, напротив, возвращаться не планирует и хотела бы остаться в Самаре. Сейчас она подрабатывает в «Дубках» посудомойкой на кухне. Анастасия Голубоярова тоже видит свою дальнейшую жизнь в Самаре.
Девушка планирует получить новую специальность и уже начала ходить на курсы. А супруги Зайченковы рассчитывают в августе получить российское гражданство, оформить пенсию и жить мирной жизнью — поближе к дочери и зятю.
ОЛЬГА ГАЛЬЦОВА, уполномочен-ный по правам человека в Самарской области:
«Вопросы дальнейшего жизнеустройства граждан, прибывших с территории ДНР, ЛНР и Украины, в процессе оформления ими гражданства РФ и после его получения носят общефедеральный характер и требуют сегодня принятия соответствующих решений на уровне Российской Федерации.
Основные проблемы, с которыми сталкиваются вынужденные переселенцы в Самарской области, характерны для многих регионов.
Это длительное неполучение федеральной выплаты в размере 10 000 рублей, материальное обеспечение возможности передвижения по территории России — кто-то хочет переехать в другие ПВР, поближе к родственникам, или вернуться домой.
Чтобы учиться, работать и получать меры социальной поддержки, необходимо восстановить утерянные документы, по старому месту жительства остались пенсионные удостоверения, трудовые книжки, свидетельства о рождении или смерти, заключении брака, дипломы.
Людей беспокоит и перспектива дальнейшего проживания и нахождения в ПВР, очень многие хотят остаться в России».
Беженцы Донбасса говорят, что рады уже хотя бы тому, что больше не слышат грохота снарядов, нет взрывов и угрозы смерти. Зато есть место обычным житейским хлопотам — надо заново устраиваться на новом месте, оформлять документы, искать работу, отправлять детей на учебу.
Журналисты «СО» побывали в пункте временного размещения, который развернули для беженцев на базе отдыха «Дубки», и пообщались с многодетной матерью-одиночкой из Макеевки, студенткой из Горловки и супружеской парой из Донецка.
Они рассказали об обстановке на родине, о том, как оказались в Самаре и как их здесь приняли.
История Натальи: «Людям хочется хотя бы во что-то верить»
Жительница Макеевки Наталья Савченко приехала в Самару с тремя детьми, она — мать-одиночка. Об эвакуации в Россию женщина узнала накануне вечером от властей города — ей позвонили из горадминистрации и предупредили о сборах.
«Сначала я испугалась и не понимала, что происходит и почему именно эвакуация», — рассказывает она. Говорит, в Макеевке всегда было неспокойно, но ни в 2014 году, ни позже никуда не выезжали, а тут вдруг объявили срочную эвакуацию.
«И тогда я поняла: начинается горячее время», — говорит Наталья.
До Самары семья Савченко добиралась долго — на двух автобусах, электричке и поезде. Но Наталья рада, что ей с детьми удалось выбраться — сейчас в Макеевке постоянные бомбежки.
«Родные рассказывают, что в городе стало опаснее и страшнее. Если в 2014 году в центр Макеевки снаряды не попадали, то сейчас — постоянно», — говорит она.
«У нас есть город Ясиноватая — его постоянно обстреливали. У них в каждом окошке частного дома стоит иконка, повернутая ликом на улицу. Буквально в каждом доме. Люди надеются, что это спасет их от бомбежки, — с дрожью в голосе рассказывает Савченко. — Людям хочется хотя бы во что-то верить. Все мечтают только об одном — чтобы этот ужас быстрее закончился. Давайте уже договоримся как-нибудь. Зеленский (президент Украины. — Прим. ред.) обещал, что, став президентом, он закончит войну и все будет хорошо, а в итоге — ничего хорошего».
Наталья Савченко хотела бы остаться в Самаре, но переживает, как ей прокормить троих детей.
«У меня никого нет, кто мог бы присмотреть за детьми. И зарплата должна быть такой, чтобы и покушать купить, и квартиру снять. Пока мы живем здесь [в «Дубках»], я подрабатываю на кухне, мою посуду. По образованию я менеджер-экономист, но у меня нет опыта работы. После учебы нас обещали трудо-устроить, но так и не устроили. Везде нужен опыт, а где его взять?» — сокрушается Наталья.
История Анастасии: «Я рада, что Россия признала ДНР и ЛНР»
Студентка Анастасия Голубоярова эвакуировалась в Россию в первые дни спецоперации. Уезжала вместе с подругой, в родной Горловке остались родители: «Они не захотели уезжать, ведь у них свой дом и работа». Связь с ними кое-как удается поддерживать. По словам Анастасии, сейчас в Горловке «постоянно шумно, обстрелы по всем частям города, в том числе в центре».
Воды нет, отопления тоже, с электричеством — перебои, а цены на продукты подскочили до небес.
Анастасия рассказывает, что Самара превзошла ее ожидания: «Мы думали, что приедем и придется сразу искать жилье, работу, деньги на пропитание, но на первое время нас обеспечили всем необходимым».
У Анастасии и ее подруги уже есть российские паспорта — девушки получили их в 2020 году. Говорит, ездили за ними в Ростов-на-Дону — «чтобы они у нас просто были, на всякий случай».
Кто бы знал, что этот случай наступит так скоро. И, может быть, именно эта предусмотрительность спасла девушкам жизни.
«Когда Россия объявила ДНР и ЛНР независимыми, народ радовался. Я лично рада. У нас люди разные, конечно, но многие положительно относятся к России, я — точно», — говорит Анастасия.
Девушка мечтает увидеться с близкими, но возвращаться в Горловку не хочет: «Там нет жизни для молодых, большая часть населения — возрастная». Анастасия планирует оставаться в России, по крайней мере на первых порах точно, и строит большие планы на будущее.
«Жизнь так быстро меняется, даже и не знаешь, что будет завтра. В Самаре мы с подругой хотим получить новую специальность и работать по ней, уже начали проходить курсы по профессии. Наши родители только за, мы с ними уже это обсудили, — говорит она. — Я стараюсь быть оптимисткой. Всегда есть надежда, что все плохое закончится, а дальше уже жизнь покажет».
История Валентины и Юрия: «Жизнь дороже всего»
Супруги Валентина и Юрий Зайченковы прожили в Донецке всю жизнь и не планировали уезжать, но были вынуждены бежать от бомбежек в Самару.
«Мы занимались своими делами, и тут начали выть сирены — одна, вторая. Тут пришла SMS о срочной эвакуации. Это было 18 февраля. До этого сирены обычно выли днем, а тут вечером — через каждые пять минут. События развивались стремительно, ситуация становилась все серьезнее», — вспоминает Юрий Зайченков.
Последние годы они жили в постоянном страхе, под звуки приближающихся снарядов, поэтому были уже наготове — вещи собраны, документы и одежда — все в одном месте. Да и морально к эвакуации были готовы, говорит Юрий: «Я тренировал жену: выключал свет и спрашивал, где лежат вещи, велел собираться. Это было на тот случай, если придется бежать, а в панике быстро не оденешься».
Как раз в те дни, когда супруги собирались покинуть город, обстрелы участились.
«Нас бомбили с половины второго ночи до пяти утра. Мы уезжали утром, но надо было еще доехать до места сбора, хотели вызвать такси, а машин в нашем районе не было. Нам повезло, что мимо проезжал мужчина и забрал нас», — рассказывает Юрий Зайченков. Говорит, били с украинской стороны, хаотично — «им все равно, куда попадет».
За 8 лет научились по звуку определять, что летит и куда упадет, а сейчас, мол, снаряды бесшумные, «только само падение слышишь — шелест и все». Говорит также, что даже маленькие осколки очень болезненны и тяжело заживают.
В Донецке у супругов остался частный дом, в 2014 году в него уже попадал снаряд — выбило окна, двери сорвало с петель.
«Муж был парализован, вот мы и боялись — вдруг сляжет, как же тогда быть? Ведь не спрячешься, не убежишь», — рассказывает Валентина Зайченкова.
Зайченковы уже бывали в России раньше. В Самаре у них живут дочь с мужем — они уехали с Украины еще в 2015 году, после того как начались бомбардировки Донецкой республики. С тех пор получили гражданство, нашли квартиру.
В Самаре Валентине и Юрию нравится — здесь ухоженно и красиво. Этим Самара напоминает им родной Донецк, который до всех событий был по-своему хорош — везде розы и чистота. Да и климат такой же, как дома. Дочь с зятем тоже теперь рядом. Супруги решили подыскать себе квартиру, когда получат гражданство РФ.
Дальше планируют оформить пенсию и жить мирной жизнью. По словам Зайченковых, в Донецке пенсия была намного меньше, чем в России.
«Главное, что мы живы, жизнь дороже всего», — говорит Валентина Зайченкова.
Редакция «Самарского Обозрения» выражает благодарность за помощь в подготовке материала управлению по взаимодействию со СМИ департамента информационной политики администрации губернатора Самарской области.
ИРИНА БРЫЛЕВА: «Я вела дневник вторых дней рождения»
Жительница Донецка — о жизни под украинскими обстрелами и эвакуации в Россию
Ирина Брылева в последний раз видела мужа 23 февраля. Они расстались в Донецке после того, как было объявлено об эвакуации, и с тех пор поддерживают связь по телефону.
В городе уже начали стрелять, и они решили, что нельзя рисковать жизнью восьмилетней дочери.
Ирина рассказала «СО», как ее семья восемь лет жила в зоне обстрела, почему она не решилась покинуть родной город раньше и как планирует теперь жить.
— Расскажите, как вы приняли решение эвакуироваться в Россию?
— Я приехала в Самару с дочкой, ей 8 лет. Больше всего я боялась за нее. Когда ситуация обострилась, я стала советоваться с друзьями, родителями и другими родственниками — как нам поступить. Все только пожимали плечами и спрашивали: куда я поеду, зачем я там и кому нужна?
Но я понимала, что надо бежать. Оставаться в Донецке я больше не могла, но и бросать семью было тяжело.
Честно говоря, я не думала, что все же решусь уехать. Несколько раз записывалась на эвакуацию, но так и не приходила. Когда же все-таки решилась уехать, то боялась, что меня уже не примут, ведь я столько раз подводила людей.
В итоге пришла без записи — и нам сразу же нашлись места. 23 февраля мы выехали. Я всю дорогу плакала и спрашивала дочку: «Может быть, вернемся?» Если бы она тогда сказала «давай», клянусь, я бы поехала обратно.
Но дочка не хотела возвращаться. Так мы и пересекли границу — это был праздник!
— Много у вас в Донецке осталось родственников?
— Там у меня остались родители с мужем. Можно сказать, что в Донецке осталась вся моя жизнь. Это первый раз, когда я выезжаю в другую страну одна с ребенком на такое продолжительное время.
— Какая была обстановка на Донбассе до объявления независимости и начала спецоперации? Вы не думали покинуть его раньше?
— Когда все это (имеется в виду вооруженное противостояние на востоке Украины. — Прим. ред.) началось в 2014 году, дочка только родилась, поэтому мы никуда не могли уехать.
Ездили только в Торез к свекрови, но жили в Донецке, прятались по подвалам.
Обстрелы продолжались, и мы научились жить в этом новом для нас мире. Позднее я устроилась на работу учителем…
А в 2022 году интенсивность боевых действий резко выросла. И вот тут я уже не могла терпеть, дошла до такого нервного истощения, что даже спать не могла спокойно.
В 2014 году дочка была совсем маленькой, она ничего не понимала, ее можно было обмануть, сказав, что на улице вместо взрывов гроза или еще что-то грохочет, чтобы она не боялась. Сейчас ей уже 8 лет, и она все прекрасно понимает.
Очень страшными были 2014 год и начало 2015-го. Наш микрорайон Текстильщик пострадал очень сильно.
Это крупный микрорайон в Кировском районе города — одно из самых горячих мест. Бои там шли постоянно. Украинская артиллерия била по нашим домам денно и нощно.
Кошмарное зрелище — как в страшном военном фильме. На тот момент я не понимала, как такое вообще может быть, не верила, что это происходит с нами в XXI веке. Мы думали, что это быстро закончится, но, к сожалению, чуда не произошло.
За 8 лет постоянно были обстрелы, в основном страдали окраины, но центр города не трогали.
Только в 2014 году попало и в город. Жутко, когда за окном пролетает снаряд и все начинает гореть.
Жутко, когда идешь освятить воду на Крещение и не знаешь, куда бежать в случае обстрела. Нас тогда батюшка предупредил, чтобы мы быстрее убегали. Мы настолько были напуганы, что падали и вели себя как сумасшедшие.
Научились различать, когда снаряды от нас летят, а когда — к нам. Мы просто научились жить в таких условиях…
У меня есть свои даты, я вела дневник вторых дней рождения. 4 февраля 2015 года я никогда не смогу забыть. Обстрелы велись уже несколько дней, в нашем микрорайоне не было света.
Мои родители живут в частном секторе в этом же микрорайоне, и мы отдали им дочку, чтобы проверить квартиру, потому что боялись мародерства.
Тогда мы с мужем приняли решение. Этот ужас затягивается, и не видно ему ни конца ни края. А нам нужно строить свою жизнь — у нас маленький ребенок. Тогда мы собрали вещи, сели в машину, и тут начался очередной обстрел.
В подъезде посыпались стекла, которыми засыпало машину. Все было как в замедленной съемке. Небольшое расстояние, проезд которого обычно требовал трех минут, мы ехали как будто целую вечность. Связи не было, мама не брала трубку, но, слава богу, все остались живы.
Когда добрались до родителей, мама нас накормила, напоила, а мы ей сказали, что решили больше не возвращаться домой.
Мы хотели уезжать уже 7 лет назад, а тогда еще не было информации, что Россия может нас принять и дать убежище. У нас свекровь живет в Торезе, это ближе к границе с Россией.
Решили, что сначала поедем к ней, а потом уже будем уезжать с Украины и думать, как жить дальше. И вот мы собираемся уже выезжать. Мама не пошла нас провожать, ей было грустно, но папа вышел.
У калитки мы садимся в машину, и тут снаряд попадает в соседний дом. Я сидела на заднем сиденье машины и инстинктивно закрыла ребенка своим телом. Муж не может завести машину, папа присаживается на землю, а его этими осколками забрасывает. У меня не получается выбежать, потому что я с дочкой.
Я не знаю, как быть, но понимаю, что надо бежать. Все длилось не больше минуты, но мне время показалось вечностью. Я просила мужа быстрее уезжать, и как только мы отдалились от дома, позади нас снова раздался взрыв.
Было очень страшно, я не могла понять, что с моими родителями, куда снаряд попал в этот раз. Тогда мы выехали из Донецка в Макеевку.
Чуть позже получилось дозвониться до родителей и узнать, что пострадала наша летняя кухня.
Мама была там, но успела закрыться курткой от осколков, которые посыпались на нее. Все обошлось, наши родители не пострадали, только дом, который мы недавно отремонтировали, пошел трещинами.
Об этих жутких моментах можно рассказывать бесконечно. События 2022 года оживили воспоминания в памяти. Я поняла, что не могу больше находиться в Донецке, так как мы не в безопасности.
В 2015 году уехать не получилось, потому что не было средств, не было знакомых, кто мог бы нам помочь. Нам некуда было податься, чтобы устроиться на временное проживание и найти работу. Зато теперь мы рады, что уехали. Появилась надежда, что все будет хорошо.
— Жители Донбасса лояльно настроены по отношению к России?
— К России у нас относятся хорошо. Мы живем по российским стандартам — у нас учебники российские, валюта у нас — рубль.
Можно сказать, мы как в России живем. Все эти годы нам привозили российские продукты. Россияне нам помогали все это время. Мы все разговариваем на русском языке и думаем на нем. Мы давно сделали свой выбор.
— Как вы устроились в «Дубках»?
— Здесь хорошо, мы живем в отдельных комнатах, есть все необходимое. Вообще, в Самаре мы чувствуем, что в безопасности. Уезжая из Донецка, я не знала, куда еду.
Меня спрашивали, есть ли родственники в России, а я отвечала, что, к сожалению, нет. Но в Самаре нас встретили как дорогих гостей.
Я настолько спокойно себя ощущаю в этом городе, у меня такое чувство, что я не в гостях, а уже когда-то была здесь.
Самара мне нравится, здесь очень спокойно. Правда, когда на Студвесну запускали салюты, мы все в панике выбежали на улицу, потому что подумали, что и здесь началась война…
Люди стараются улыбаться, отвлекаться, но подсознательно все равно переживают. На одной из экскурсий нам рассказали, что во время Великой Отечественной войны до Самары не дошли боевые действия, и мы с облегчением выдохнули.
Меня очень беспокоит, что Воронеж и Белгород обстреливают, мы переживаем, как бы не пошло дальше. Если каждого переселенца в «Дубках» спросить о минувших событиях, каждый расскажет свою историю. Ужасы прошлых лет все еще свежи в памяти. Я думала, что похоронила их, но в какие-то моменты все оживает.
— Что планируете делать дальше? Будете возвращаться, когда все закончится?
— В Самаре я сейчас работаю на полставки социальным работником в реабилитационном центре. Сначала я не планировала искать подработку, думала, что скоро мы вернемся обратно. Но время шло, а спецоперация не заканчивалась.
Я жила надеждами, но сейчас уже не знаю, когда все закончится. С 8 по 11 мая 2022 года обстреливали наш микрорайон, там сейчас пепелище, много людей погибло.
В мой двор попал «Смерч», дом чудом не задело, только трещина на балконе пошла. У других же людей дома полностью сгорели.
Я не знаю, что делать дальше. Возвращаться? И если да, то куда? Еще все очень смутно, обстрелы продолжаются.
Дай бог, квартира будет цела. Конечно, здесь хорошо и безопасно, но прогнозы делать трудно, ведь нужно как-то жить дальше.
— Кирилл Биджанов, Анна Медведева
2024 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
