Для улучшения вашего пользовательского опыта мы используем файлы cookie. Узнать больше
Руководитель магистерской программы «Психология дорожного движения» МГППУ — о том, как можно работать с водителями, задержанными за пьяное вождение.
Во многих странах частью государственных программ работы с водителями, уличенными в вождении в нетрезвом состоянии, уже стали дорожные психологи.
Как работают такие курсы? Почему они эффективнее, чем часто предлагаемое в России ужесточение мер? И кому психологи уже не помогут? На эти и другие вопросы «Самарскому Обозрению» ответила руководитель магистерской программы «Психология дорожного движения» Московского государственного психолого-педагогического университета, кандидат психологических наук Татьяна Кочетова.
— По данным официальной статистики, управление с признаками опьянения чаще приводит к смертям в ДТП, чем наезд на пешеходов или выезд на «встречку».
В прошлом году более 28% всех погибших на дорогах страны стали жертвами именно пьяных водителей: в среднем каждые 4 таких ДТП уносили по одной жизни, тогда как при наездах на пешеходов — лишь каждые 8, хотя происходили такие аварии значительно чаще.
Как эти данные можно объяснить с точки зрения психологии? Возможно ли предположить, что нетрезвое состояние водителя мешает ему справиться с ситуацией на дороге?
— На мой взгляд, здесь может быть несколько причин. Прежде всего — характер самих аварий. ДТП, связанные с вождением в нетрезвом состоянии, обычно имеют тяжелые последствия сразу для нескольких человек, хотя и один водитель может влететь в столб.
А когда это наезд, то обычно страдает один пешеход, реже два.
Для понимания всей картины мы должны рассматривать структуру этой статистики более детально: допустим, возраст водителя, время аварии. Потому что любое ДТП — это комплекс факторов.
Очень многие моменты могут сыграть свою роль, а не только количество таких ДТП самих по себе.
При этом факт вождения в нетрезвом состоянии далеко не всегда выявляется.
Мы не знаем реальное число водителей, которые, подвергая опасности себя и других, управляют транспортным средством, когда они выпили.
Что касается второй части вопроса: можно ли сказать однозначно, что нетрезвый водитель имеет больше шансов не справиться с управлением, чем трезвый? Да, это так. Водитель, который употребил алкоголь, в силу замедленности реакции в большей степени подвергает себя и других опасности возникновения аварийной ситуации.
Подчеркиваю, не ДТП, а именно аварийной ситуации.
— Что происходит с реакцией пьяного водителя?
— Приведу здесь результат европейских исследований, проведенных с использованием очень высокой степени надежности аппаратной методики «Корпорал».
В течение некоторого времени человек должен быстро реагировать на движущиеся на экране компьютера стрелки. Таким образом можно измерить и время реакции, и ее динамику.
Оказывается, что у людей в нетрезвом состоянии, количество промилле в биоматериале которых превышает 1, время реакции может доходить до 4 секунд. Это очень много! (Обычное время реакции водителя — от 0,4 до 1,6 секунды. — Прим. ред.)
— Какую роль в проблеме пьяных водителей может играть проблема алкоголизма в России в целом?
— Пьянство и алкоголизм в нашем государстве на большом протяжении его истории остаются серьезными социальными проблемами. И хотя вождение в нетрезвом состоянии связано с ними и без их решения невозможно решать и проблему пьянства за рулем, но все-таки их надо разделять.
Мы обязаны учитывать, что предшествовало моменту выявления водителя в таком состоянии. Одно дело, если человеку не свойственно садиться за руль, когда он выпил, но он поступил так, попав, например, в неприятную ситуацию — поругался с кем-то, с работы уволили.
Такие социальные акции, как «Папа, не пей за рулем!» или «Пить нельзя рулить» рассчитаны именно на таких водителей. Пропаганда в данном случае действительно работает.
Это один из способов повлиять на человека, если он не страдает хроническим алкоголизмом и сохранен как личность.
И совсем другое дело, если корни проблемы — в пьянстве и алкоголизме.
То есть когда человек употребляет регулярно, причем в таких дозах, которые снижают контроль в социальной ситуации. На него уже никакая пропаганда не подействует, и работать с ним нужно по-другому.
В зарубежных практиках для этого введено понятие drinking history («история употребления алкоголя». — Прим. ред.). Если был обнаружен факт вождения в нетрезвом состоянии, то выясняется, как часто человек до этого употреблял алкоголь, в каких дозах.
— Кто опаснее на дороге — тот, кто много пьет, но знает, когда нужно садиться за руль, чтобы выглядеть трезвым, сколько часов должно пройти? Или тот, кто, как вы описываете, однажды случайно оступился?
— Опасны и те, и другие. Пьяный человек — всегда угроза. А если употребление алкоголя происходит с определенной частотой, то спустя некоторое время — не быстро, не сразу — это начинает влиять на психофизиологические параметры, связанные с переработкой информации, с реакцией.
По всем медицинским показателям у такого человека не будет обнаружено никакой алкогольной зависимости, но скорость реакции начнет увеличиваться. Это будет уже не 0,8 и не 1 секунда, а 1,5 или 2 секунды — даже если он находится за рулем в абсолютно трезвом состоянии, даже если он пил последний раз позавчера. Это что касается первой категории.
Относительно второй можно сказать следующее.
Если человеку кажется, что у него сформированы все навыки управления транспортным средством, и в первый раз его никто не задержал, он не попал в аварию, то может подумать: «Я выпил 2 бокала вина, и со мной ничего страшного не произошло».
Тем самым он получает положительное подкрепление, которое может сформировать некую интенцию на повторение полученного опыта.
— Есть ли что-то подобное drinking history в России?
— Мы не знаем этого. Не знаем, что происходит, когда выявляется водитель в нетрезвом состоянии. Есть врачебная тайна, и врачи изо всех сил сопротивляются предоставлению информации, ссылаясь на закон. И нет механизмов, которые позволили бы собрать комплексную статистику.
— Получается, что в России кампании против пьянства за рулем могут одинаково бить и по тем, кто оступился всего один раз, и по тем, кто уже давно злостный потребитель?
— Вполне может быть. Проверить это трудно.
— В России вообще есть какая-то система психологической работы с водителями, которые были задержаны в нетрезвом состоянии?
— Нет. Про психологов речь вообще не идет, хотя эта работа тоже нужна.
— А за рубежом?
— Да, такая работа ведется во многих странах, и особенно многому можно поучиться у Австралии и Новой Зеландии. Есть такая практика также в Германии и Нидерландах, и совсем недавно ее ввела Чехия.
Какая это работа? Например, во многих странах предполагается, что до работы с психологом человек должен пройти освидетельствование с определением количества промилле в биологическом материале.
Если оно покажет более 2,25 промилле, то никакой психолог такому водителю не поможет. Его надо отправлять уже к врачам-психиатрам и наркологам. А если превышение небольшое, при этом человек демонстрирует адекватность, тогда он направляется на специальные курсы, которые ведут именно дорожные психологи.
Не психиатры, не врачи, не клинические психологи, не медицинские, а именно дорожные. На некоторых может присутствовать еще и социальный работник.
Это могут быть курсы и на 12, и на 18 часов или дольше. После их прохождения психолог дает заключение, с которым водитель может отправляться на медицинскую комиссию и вернуть себе права.
— От чего зависит продолжительность?
— Курсы могут быть превентивной направленности — если управление в нетрезвом состоянии было единичным случаем. Или это могут быть реабилитационные курсы.
Они предназначены для тех случаев, когда требуется работа уже не только просветительского характера (рассказать, например, как алкоголь влияет на организм водителя), но и психотерапевтического.
Нас на одной конференции в России спросили: «А зачем реабилитационная работа с водителями-нарушителями?» Это дословно практически: «Нужно реабилитировать пострадавших. А тех, которые пьют, зачем реабилитировать?! Они ущерб причинили, еще и реабилитировать их за счет государства?!»
— То есть сразу в преступники записали без права исправления.
— Да, но здесь вот что нужно сказать. Человек, который оставляет мусор, должен сам за собой убрать. И именно ему нужно предоставить такую возможность.
Так же и с водителями-нарушителями: они должны заплатить штраф и курсы тоже оплатить. Не предприятие, не государство, а именно тот, кто нарушил.
В одних странах эти курсы обязательны к прохождению, в других нет. Где-то можно оплатить их, пройти и получить обратно водительские права. А если нет денег или не хочешь — сидишь какое-то время без прав.
То есть у человека в этой ситуации есть выбор и он сам решает, как ему поступить. И здесь как раз крайне полезны осторожные вкрапления, связанные с терапевтическими элементами, которые позволяют корректировать поведение.
Люди часто идут на такие курсы, потому что очень силен мотив вернуть права.
— Получается, что решается одновременно и проблема, которая очень распространена в России, когда лишенный прав человек потом все равно садится за руль. Как тот же разбившийся недавно в Москве блогер Саид Губденский, например.
— Да, у нас такое бывает.
— Сейчас предлагается ввести уголовную ответственность для водителей, севших за руль пьяными, и лишать их прав вообще пожизненно. Причем не только автомобильных, но и всех остальных: водных, авиационных. Какой эффект в реальности можно получить от такой кары?
— Логично, что должна наступать уголовная ответственность с серьезными штрафами. А лишить человека пожизненно прав — это уже вопрос в том числе и этический, требующий серьезного обсуждения. Не могу на него ответить однозначно и не помню, чтобы где-либо было что-то подобное.
Я все-таки думаю, что нужно решать вопросы дифференцированно и опять же связывать с количеством промилле, drinking-history… Если речь идет уже о глубоком алкоголизме, связанном с ним изменением личности, патологическим ее состоянием, то такие меры могут быть выходом.
Но прежде нужно доказать, что такие изменения произошли.
А как доказать? Это очень серьезная задача, крайне сложная с точки зрения этики, потому что она связана с лишением человека мобильности. И решать ее должны комплексно и наркологи, и юристы, и психиатры.
А если обращаться к опыту Западной Европы, то там есть модель прекращения действия прав на продолжительный период, по завершении которого человеку все-таки дается новый шанс.
В этом случае уже используется всем известный «Идиотентест». В России почему-то искаженное понимание его использования. Не надо думать, что его обязательно должны проходить все водители. Это не так.
Использование этого теста предусмотрено только в тех случаях, когда речь идет о необходимости определения сохранности психических функций, ответа на вопрос: «Человек вообще может управлять транспортным средством? Или у него серьезные нарушения психики?»
Почему ведется реабилитационная работа? Чтобы у человека была возможность исправиться. И даже если он лишен прав на длительный срок, все равно нельзя исключать возможности того, что за несколько лет он исправится. Почему не оставить эту возможность?
— А как на человека повлияет полная блокировка такой возможности?
— По-разному. От очень длительной фрустрации кто-то может впасть в депрессию, а кто-то — в агрессию. Лишили? Ну вот я вам сейчас покажу гонки на встречной полосе без всяких прав!
Так что я все-таки за то, что каждый случай нужно тщательно разбирать. И всех повально реабилитировать не надо.
— Может ли в России стать эффективной такая зарубежная практика, когда ответственность за управление в нетрезвом состоянии вводится не только для водителя, но и для его пассажиров, например, или для бармена, который продал алкоголь человеку, зная, что потом тот сядет за руль?
— Не скажу, как все это будет в реальности, если ввести такие нормы в России. Расскажу немного о другом.
Я много раз наблюдала одну ситуацию в автошколах, где есть модуль «Автотрезвость» (социальный проект, который реализуется в нескольких регионах России, имеет рекомендацию ГИБДД. — Прим. ред.).
Он завершается предложением рассмотреть ситуацию, когда люди сидели в баре, пили, потом пошли к машине, вести которую собирается один из выпивших… И слушатели начинают говорить: этот мог бы сказать, тот вмешаться, надо было останавливать.
Когда мы тестируем водителей, то задаем им вопрос: встречались ли в вашей жизни случаи, когда вы видели, что человек в нетрезвом состоянии собирается управлять автомобилем.
И даем несколько вариантов ответа, в том числе «никогда такие случаи не встречались», «встречались, и я всяческим образом противодействовал этому», «сообщил в полицию».
В нашей практике выбирается обычно средний вариант: я сделаю все от меня зависящее, чтобы остановить этого человека.
То есть мы пытаемся все время говорить о том, что должны взять на себя ответственность за эту ситуацию.
А если посмотреть применение той же методики в других странах, то там людей подводят к другому ответу: «Я обязательно об этом сообщу». Почему? Потому что если пьяный поведет себя неадекватно, один взмах его руки — и неизвестно, куда ты полетишь. Именно поэтому лучше сообщить о нем в полицию. Это не стукачество.
Это сообщение об угрозе жизни человека, и, может быть, не одной жизни.
И, на мой взгляд, вполне нормально воспитывать порядочного гражданина, который готов о таких угрозах сообщать, увидев их.
* деятельность запрещена в России, принадлежит компании Meta, признанной в РФ экстремистской
— Людмила Николаева
2025 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены