Врач женских «Крыльев Советов» — о том, как команде удалось избежать «эпидемии травм»

Три недели осталось до завершения российской Суперлиги по футболу. Самарским футболисткам осталось провести три матча, но уже сейчас медицинский штаб женского футбольного клуба «Крылья Советов» резюмирует, что пропуск матчей игроками по причине травм в сезоне-2025 был минимальным.

Читайте также:

Трамп намерен обсудить поставки ракет «Томагавк» на Украину с Путиным

Судимый застройщик ЖК «Космолет» опять пытается порулить проблемным самарским объектом

Новокуйбышевские нефтехимики представили на просветительском фестивале новый образовательный проект

Больше

В чем секрет низкой травматичности в женских «Крыльях»? Какие самые нелепые травмы бывают у футболистов? Сообщество спортивных докторов — это братство или террариум единомышленников? Кто чаще симулирует на поле — футболисты или футболистки? Об этом в интервью «СО» рассказала спортивный врач женского клуба «Крылья Советов» Анна Волкова.

— Вы в «Крыльях Советов» с прошлого года. Вы прожили практически тридцать лет в Москве и Подмосковье, сложно дался переход в Самару?

— Трудно, в принципе, переезжать на новое место. Но парадокс оказался в том, что найти спортивного доктора из местных специалистов оказалось большой проблемой. Например, больше полугода назад, в апреле, клуб объявил вакансию на врача для молодежной команды. И знаете, сколько было желающих? Ноль. Это несколько необычно. Я, возможно, сужу по себе, но считаю, что местному специалисту гораздо проще ориентироваться в этой области, чем приезжему. Ведь иногороднему врачу приходится всю информацию собирать заново. И я говорю не об игроках — как раз здесь я многих знала до переезда, а о том, что у каждого врача любой команды есть своя специфика работы. Поэтому несколько месяцев уходит на сбор данных об игроках, медучреждениях, конкретных специалистах с учетом возможностей необходимого оборудования. Но если говорить по текущему сезону, то я на данный момент пока довольна тем, что у нас не так много травм. А в плане серьезных — всего одна. В сравнении с другими командами это, в принципе, неплохо.

— То есть «эпидемии травм» удалось избежать?

— У «эпидемии травм», как вы сказали, практически нет шансов при таком правильном и грамотном тренировочном процессе, который существует в «Крыльях».

— Отрасль спортивной медицины довольно молодая у нас в стране. Как вы выбрали эту профессию?

— Российский университет медицины в Москве, который я окончила, основан в 1922 году как медико-стоматологический. Несмотря на то, что его ректором является стоматолог (академик РАН, доктор медицинских наук, профессор Олег Янушевич. — Прим. ред.), у меня в дипломе написано «Врач по специальности «лечебное дело». Проучившись в ординатуре два года по специальности «травматология и ортопедия», я прошла первичную переподготовку «спортивная медицина» и начала работать уже как спортивный врач.

— Насколько разные по существу спортивная медицина и просто медицина?

— На самом деле как таковой спортивной медицине у нас в университете не учат. Например, изучая фармакологию, вы не увидите в ней раздела «допинг».

— То есть будущих врачей, в принципе, не учат тому, что если к ним приходит на прием спортсмен, то при назначении препаратов необходимо учитывать регламент РусАДА или ВАДА? (Российское антидопинговое агентство и Всемирное антидопинговое агентство.) И они могут запросто выписать коделак или ринофлуимуцил?

— Да, несмотря на то, что эти препараты нельзя применять спортсменам, если у них есть вероятность допинг-контроля. И да, в данном случае все рассчитано на самообразование.

— Кто были ваши первые подопечные в спорте?

— Мини-футболисты. Я была приходящим доктором в команде мини-футбольного клуба КПРФ «Красная гвардия» (клуб состоит из трех команд — основная МФК КПРФ играет в Суперлиге, дубль КПРФ-2 в Высшей лиге и молодежная команда «Красная Гвардия» — в НМФЛ. — Прим. ред.). То есть я работала с ними только на играх. Но при этом моей основной работой был медицинский штаб в училище олимпийского резерва (УОР) в Химках. Моими пациентами являлись борцы, потому что у баскетболистов были свои доктора. После трех месяцев работы в УОРе я пошла в ФМБА (Федеральное медико-биологическое агентство) — национальный центр спортивной медицины. Суть центра в том, что все врачи национальных сборных команд страны работают в одной структуре. Вся специфика спорта высших спортивных достижений проходит через эту организацию. Именно в этом центре проверяются все лекарства, БАДы, и только там им даются экспертные оценки. И через ФМБА я начала работать в спорте высших достижений. Причем мой дебют состоялся быстрее, чем я ожидала. Мне просто позвонили в пятницу в 9 утра и спросили, не хочу ли я поработать с женской футбольной сборной, которая отправляется на товарищеский матч в Чехию. И, конечно, я согласилась. Это было по-настоящему жарко, и не только в смысле игры — градусник показывал примерно 35 градусов по Цельсию. Но все обошлось, можно сказать, — ограничились тепловыми ударами. А мой первый официальный матч пришелся на Словению, где мы сыграли отборочный матч на чемпионат Европы-2021. Мы выиграли 1:0, но игра выдалась для меня «кровавой» — нашему игроку рассекли лоб, и нужно было остановить кровь, чтобы он продолжал играть. Но все прошло успешно, футболистка доиграла без каких-либо последствий. Такие травмы на самом деле небольшие, но выглядят страшно для зрителей.

— Вы поработали с разными возрастами. С кем сложнее, а с кем страшнее работать?

— С детьми страшнее. Потому что они не обследованы и у них очень много возрастных изменений, которые, к сожалению, можно пропустить. И это не связано с квалификацией врачей, осматривающих их и дающих им допуски. Просто такова жизнь, к сожалению. У нас на ранних стадиях очень много пропускают проблем сердечно-сосудистой системы, плюс дети растут неравномерно. Условно говоря, у них же не за ночь выросла нога: сначала выросла кость, потом к ней вырастают мышцы, сосуды, связки, нервы и так далее. Все это болит и доставляет дискомфорт. И тут вопрос в том, что это — боль от нагрузки или действительно травма. Очень много всего специфического и в том числе в организации тренировочного процесса тренером. Если, например, он где-то слишком увеличил нагрузку, то могут возникнуть проблемы.

— Влияет ли процесс коммуникации тренера и врача на травматизм?

— Конечно, он уменьшает травматизм. До тренировки, как правило, врач и тренер проговаривают состояние каждого игрока. Есть, например, такая история, как «дотравма», и тут вопрос в том, услышит ли тренер врача. Например, у игрока проблема с голеностопом, он может тренироваться, но ему не нужно вступать в контакт. И здесь важно, как использует эту информацию тренер. Кстати, теме коммуникаций клубного медперсонала и тренера было посвящено исследование Ekstrand et al., в котором приняли участие врачи 36 элитных европейских футбольных клубов из 17 стран. Его результаты показали, что травматизм и частота тяжелых травм были значительно выше в командах с низким качеством коммуникации между главным тренером/менеджером и медицинским штабом. Однако я считаю, что какая бы коммуникация между тренером и доктором в команде ни была, главная фигура — это футболист. Он самостоятельный человек, и то, как он слышит свой организм, не слышит никто. И от того, как он подготовит себя сам, также зависит, насколько он может быть подвержен травматизму. Вот, например, в мужском чемпионате недавно игрок на первых минутах матча получил травму задней поверхности бедра. Вопрос, что он делал на разминке и как подвел себя к игре, остается открытым.

— А мнение доктора при формировании состава на игру учитывается?

— В идеальном мире — да. (Смеется.) А в реальности врач лишь предоставляет всю информацию по игрокам, а состав определяет главный тренер. Например, когда я работала со сборной, то перед отборочными матчами чемпионата Европы мы садились с тренером вдвоем и обсуждали каждого игрока детально — его функционал на данный момент, сколько по времени на поле он может быть наиболее эффективен. Конечно, мы не берем в расчет то, что в матче может произойти что угодно, но в контексте «какие варианты могут случиться», как говорится, «обсуждаем на берегу». Бывали случаи, когда ставили игрока в состав, зная, что его замена может быть в любой момент.

— Вы в спортивной медицине с 2018 года. Каков ваш топ-три нелепых травм? Типа праздновал гол и получил растяжение…

— Чаще всего это бытовые травмы. Например, ударил в стену — сломал руку.

— Ударил в стену? Зачем?

— (Развела руками.) Ну вот так. Поскользнулся, упал. Была история на сборах в Новогорске, когда игрок расковыряла себе мозоль на стопе, сходила на тренировку, с которой ее просто принесли с высокой температурой и судорогами. «Скорую» вызывать тогда было не вариант, потому что это случилось в период ковидных ограничений и в случае «неотложки» нас бы всех закрыли на две недели на карантин. Но мы справились своими силами, все нормально, и она до сих пор играет, слава богу. А третье место может занять такая история: были в Испании со сборной, игрок встала с кровати, потянулась за бутсами — и у нее заклинило спину.

— То есть по факту вы как спортивный доктор — и гинеколог, и уролог, и инфекционист?

— Это симбиоз классической и специфической (на нагрузках) медицины. Я пошла в спортивную медицину, потому что мне было тесно в рамках традиционной. И то, что я пошла через «травматологию», особенно хорошо. Потому что она учит быстро принимать решения. В нашей профессии это необходимо, когда у тебя игрок лежит на поле — и ты должен понимать, что и как делать.

— Например, как в матче «Крыльев» с московским «Спартаком», когда Анна Пешкова потеряла сознание на поле. Как вы написали в своем тг-канале про эту ситуацию — «банальная ЗЧМТ» (закрытая черепно-мозговая травма). Этот случай вас напугал?

— Нет. Если пугаться, то делать нечего в нашей профессии. В принципе, такие ситуации для врача ожидаемы. С учетом того, что в течение года мы Аню в третий раз меняли «по сотрясению». И в той игре, перед тем как она упала в центре поля, ей уже «пришлись» два удара. Мы поэтому готовили ей замену, но планировали провести ее в перерыве, до которого оставалось три минуты. На самом деле случай был не такой страшный, как выглядело со стороны. Аню даже в больницу не положили — отдали нам. А вот если бы телевизионщики показали картинку, как Аня, придя в сознание, сама перешла в прибывшую вторую «скорую помощь», то лишних волнений можно было бы избежать многим болельщикам…

— …от которых футболистки закрыли происходящее на поле «живым щитом».

— Во времена работы в сборной России в 2021 году, после истории с Эриксеном (12 июня 2021 года 29-летний датский футболист Кристиан Эриксен потерял сознание на поле во время матча против сборной Финляндии из-за остановки сердца. — Прим. ред.), я попросила слова на «теории» для того, чтобы рассказать девочкам об этической стороне подобной ситуации, а именно о том, как игроки оградили Эриксона и персонал от камер. И спустя четыре года Алина Мягкова, ныне уже игрок «Спартака», сделала именно то, о чем я тогда говорила. Повторюсь, сам эпизод действительно выглядит страшно, но чего-то экстремального не происходило, в отличие от случая на матче ЦСКА — «Локомотив» два года назад, когда при столкновении обе футболистки рухнули на газон без сознания — и там могла быть повреждена шея. У нас же все случилось спустя пять минут после того, как Ане попали в голову во второй раз. Да, такое бывает. И учитывая, что по новым стандартам при потере сознания не используется аммиак, то мы просто сидели и ждали, когда глазки откроются.

— А по щекам можно похлопать, чтобы привести в сознание?

— Нет. Нельзя. Эта традиция «приводить в чувство» — помимо того что устаревшая — она еще и опасная, так как может усугубить или вызвать серьезные травмы. А вам за такие похлопывания в лучшем случае могут «ответить» или по правилам медицины даже засудить.

— В разговоре с игроками у вас иногда звучит «не геройствуй». Эта черта присуща игрокам в женском футболе?

— Недавно Юрий Павлович Семин в своем интервью сказал, что симуляция в РПЛ — одна из самых частых в мире и что игроки не должны бесконечно лежать на поле при любом столкновении. И он же привел в пример женский футбол, где, по его мнению, симуляций значительно меньше, а игроки после падений встают и продолжают игру. Я также считаю, что ситуация, когда игрок упал, катается по газону, корчится, а потом встает и резво бежит как ни в чем не бывало, — это редкость в женском футболе. У нас, скорее, все наоборот: футболистке, простите, «отфигачут» по ногам, а она встает, бежит, доигрывает матч, а уже потом приходит к доктору с раздутыми до размера дыни голеностопами, как, например, было у наших двоих игроков, вернувшихся из Красноярска после игры с «Енисеем». Так что футбол у девчонок — это больше про внутреннюю и внешнюю силу.

— А правда, что есть тайные знаки игроков докторам в момент, когда они падают на поле, — по типу «все плохо по-настоящему» или «не волнуйся, я просто отдохнуть»?

— И не только «я отдохну», а и «команда тоже отдохнет». Бывает такое. И если вы обратите внимание на то, как доктора бегут на помощь, — тоже сможете понять степень серьезности травмы. Кроме того, вы же помните: за выход врача на поле дается дополнительная минута, что может оказаться в плюс какой-либо команде.

— Вообще-то, и выход на поле доктора в футболе часто не менее зрелищный, чем сама игра.

— Ну, да. Вот я с удовольствием посмотрела видео с матча аргентинского третьего дивизиона, где в главных ролях были травмированный футболист гостей и сотрудник медслужбы противника, который, по сути, стал зачинщиком драки и беспорядков на поле.

— А вот когда ваш игрок лежит на поле, вы оказываете ему первую помощь, а игрок соперников стоит над вами и талдычит: «Что вы тут лежите, давайте отъезжайте»? И не замолкает…

— Хочется развернуться и тоже что-нибудь сказать. Но мы же понимаем, что и так все «полыхает» на поле и ты только масла в огонь добавишь. Поэтому тому аргентинскому медработнику, про которого говорили чуть выше, — «ноль процентов осуждения и 100 процентов понимания». Но курьезов на матче с участием медработников достаточно, и они могут по-своему «оживить» трибуны: и с носилок игроков могут уронить, и доктор сам может упасть, пока бежит помощь оказывать, или содержимое медицинского саквояжа по ходу рассыплется. Все подобные эпизоды тоже часть игры, часть футбола, и от этого никуда не деться.

— Приходилось оказывать помощь соперникам команд, в которых вы работали?

— В мини-футболе часто было. Сейчас запрещено, но раньше отсутствие врача на выездных играх у соперников было обычным делом. И я работала на две команды. Была история, когда КПРФ-2 принимала «Ростов» и в игровом моменте ростовскому игроку разбили губу. Конечно, там море крови, нужно накладывать швы, чем я и занималась, поскольку «Ростов» приехал без врача. Но вообще, для нас оказание помощи соперникам — нормальная история, потому что нет понятия «свой-чужой». Вот недавно доктор «Динамо» Александр Родионов оказывал помощь «спартаковцу», потому что находился ближе к месту происшествия.

— Сообщество спортивных докторов — это больше братство или террариум единомышленников?

— (Смеется.) Скорее второе. Но на самом деле я считаю, что все зависит от человека. Тут хочу пояснить еще один нюанс: в клинике вполне нормально, когда любой из работающих врачей может посоветоваться с коллегой, и никто не будет обсуждать его квалификацию или профпригодность. В спортивной медицине, особенно в игровых видах спорта, ты, по сути, работаешь в одиночку, а решение посоветоваться вполне может обернуться для тебя неожиданными неприятными последствиями. По крайней мере, я столкнулась с такой историей, после которой я не хочу советоваться ни с кем.

— Какая самая частая травма у футболисток?

— Мышечные травмы. Причем не только в футболе, а в принципе — в женском спорте. Характерны «кресты» — растяжение или разрыв (в контексте спортивной медицины «кресты» обычно означают «крестообразные связки» коленного сустава. — Прим. ред.). И, к сожалению, пока в мире недостаточно хорошо развита медицина в женском спорте, в отличие от мужского.

— То есть в спортивной медицине также есть свои гендерные различия?

— Да, мы даже стараемся искать оперирующих хирургов, работавших с женскими суставами.

— Одна фирма презентовала бутсы специально для женщин. Обувь и правда имеет значение?

— Надеюсь, что это не маркетинговый ход. Да, стопа у футболистов и футболисток разная, и специфика есть, но небольшая. Женская стопа немного уже и с более высоким подъемом. Для многих спортсменок с 35-м или 36-м размером обуви очень сложно подбирать бутсы. Маленькая стопа — это вроде бы детский размер ноги, но профессиональная обувь взрослого не может быть детской. Я знаю футболистку, объехавшую половину Турции, чтобы найти подходящие бутсы. Что касается презентации женских бутс — ничего не могу утверждать, но пока мне больше кажется, что это маркетинговый ход.

— А защита единая?

— Только щитки, которые, к сожалению, в наше время не пользуются популярностью у футболистов, потому что игроки считают их особо ненужным элементом и… немодным. Ну, словно делая одолжение, могут с недовольным видом засунуть в гетры щитки вот такого микроскопического размера (показала банковскую карту). И только для того, чтоб не выгнали с матча.

— Согласно правилам Международного совета футбольных ассоциаций (IFAB), щитки обязательны для всех игроков.

— Да. Но размер щитков не регламентирован. Открываем правила ФИФА. Вот, пожалуйста: «должны быть изготовлены из подходящего материала, иметь соответствующий размер, обеспечивать надлежащую защиту и находиться под гетрами». Нет четких размеров щитков. Вот игроки формально и защищают голень щитками размером с детскую ладошку. А в принципе щитки — это очень важная составляющая экипировки, особенно с учетом того, что это единственная защита, и если удар приходится по голени — то это как минимум рассечение с высокой степенью инфицирования. Рассечение на голени не так просто зашить, потому что там не много ткани. И это не говоря о том, что при тяжелой травме и появлении надкостничной гематомы последующее лечение будет непростым, причем с риском инфицирования или остеомиелита (гнойно-некротический процесс, развивающийся в кости и костном мозге. — Прим. ред.).

— Как-то страшно на слух…

— Для вас, может быть, и да, но, как показывает практика, для футболистов — нет. Многие свои щитки просто вырезают из стелек. Понимаете, да? Из стелек, которые никак не защитят, особенно если «прилетит» по голени железными шипами (на натуральном газоне футболисты играют в бутсах с шестью металлическими шипами, которые длиннее пластиковых. — Прим. ред.). Вот вам пример: несколько недель назад в конце матча, в игровом столкновении «прилетело» по голени игроку нашей команды. В итоге когда прозвучал финальный свисток, появилась обширная гематома на голени. Повезло, что удар пришелся по мягким тканям, а не по надкостнице, но в любом случае — игрок самостоятельно идти не могла, и ее донесли с поля. А дальше была мини-операция, где я резала практически на живую, и еще — море крови, которую я откачивала, иначе игрок так и не смогла бы ходить. А были бы щитки приличные, такой проблемы не было бы.

— После этого случая спортсменка надела щитки?

— (Махнула рукой.) Нет, конечно.

— Может ли у клубного врача быть сезон, который удался?

— Мне кажется, такого никогда не бывает. Результат, конечно, важен. Но врач работает, как правило, с последствиями цены, которую заплатили игроки за этот результат. Кроме того, ты растешь и постоянно учишься в профессиональном плане, анализируешь свои ошибки. И если ты считаешь, что сезон удался, то, мне кажется, тут, наверное, просто заканчивать надо с профессией.

— В середине июля нападающий «Крыльев Советов» Екатерина Сарвилина в матче против «Чертаново» получила серьезную травму колена и выбыла из строя на длительный срок. Многие болельщики интересуются, как проходит процесс лечения?

— Катю прооперировали в конце июля, и сейчас у нее этап восстановления. Завершаем первую фазу. Нога сгибается больше 90 градусов, что показывает положительную динамику. Она начала ходить полностью без хромоты. На этой неделе пойдем к оперировавшему ее хирургу и приступим ко второму этапу — будем наращивать мышцы. И уже потом ей предстоит третий этап — возвращение к спортивным нагрузкам и полная функциональность сустава. Тут я еще хочу сказать несколько слов замечательным самарским болельщикам. Спасибо за то, что вы такие настоящие. Что не только гордитесь командой и ее победами, но и остаетесь рядом в момент поражения. За то, что в прямом смысле слова можете следовать за ней на край света. Как же было приятно в Красноярске (!) увидеть на трибунах зрителей в клубной атрибутике «Крыльев». Спасибо, что именно вы делаете Самару футбольным городом. Именно вы привели девочек на ту ступень популярности, когда они за пределами поля понимают степень своей ответственности как игроки «Крыльев». Для них клубная эмблема — это не просто «ромбик» с аббревиатурой «КС». Для них это — часть культурного кода, который объединяет всех поклонников женского футбола в Самаре с его историей и традициями.

— Ирина Зобнина