Александр Бахмуров многие годы был ближайшим соратником Константина Титова, и не просто работал рядом, но обеспечивал главе региона силовую поддержку в рамках экономического блока.
Председатель контрольного комитета горсовета, которым руководил Титов, Бахмуров вскоре после назначения губернатора Самарской области возглавил территориальное агентство по банкротству, а затем десять лет, до самой отставки Титова, возглавлял областную налоговую инспекцию.
Свидетелем каких тайных процессов он был в Самаре и какие папки с делами прошлого он хранит в своих архивах до сих пор — об этом Александр Бахмуров рассказывает в эксклюзивном интервью «Делу».
– Вы ведь очень давно знакомы с Константином Титовым?
– Наверное, с 70-х годов. У нас были совместные интересы: спорт, преферанс. Была в Самаре такая группа товарищей, которая увлекалась преферансом. Потом я это дело забросил — ушел в науку и с Титовым наши пути как-то надолго разошлись.
Вновь активно общаться мы начали в 1990 году, когда состоялись выборы в самарский горсовет. Я знал, что он идет на выборы, знал, что его планируют выдвинуть на пост председателя. Вообще, по сложившейся тогда системе председателем должен был стать Золотарев, в то время первый секретарь горкома партии. Но Золотарев проиграл выборы Владимиру Василенко, нашему главному теперь самарскому специалисту по ЖКХ.
Выборы тогда были не такие уж и простые. Нужно было набрать большинство не от тех, кто пришел, а от общего числа избирателей. Я, чтобы выиграть, обошел все квартиры своего микрорайона. Тогда это была совершенно новая прорывная политтехнология. Я был выбран в горсовет 4 марта, но первое заседание мы провести не могли. Нужен был кворум, минимум 123 человека из 200 депутатов. А 123 депутата были избраны только к маю.
Титов прошел в апреле. Он сразу вошел в так называемую подготовительную группу депутатов, которая занималась подготовкой первого заседания. Нас было в ней человек пятнадцать. Группа сразу раскололась примерно пополам.
Половина была из ультрадемократов, половина — скажем так, из умеренных демократов-консерваторов, среди которых были даже сторонники коммунистов.
Я сам, между прочим, вступил в партию в 1990 году и до сих пор считаю саму коммунистическую идею правильной. Храню партбилет и учетную карточку до сих пор.
Одну группу депутатов неформально возглавлял Михаил Кожухов, доцент политеха, кандидат наук. Когда стали выбирать официального председателя группы, были предложены кандидатуры Титова и Кожухова, но голоса разделились за них поровну. Был один воздержавшийся — Александр Иванов, который уперся и стоял ни в какую. Никто не мог его склонить на свою сторону.
Тогда Титов говорит: «Господа, а давайте изберем двух сопредседателей». Так он прошел в лидеры. Он уже тогда был на голову выше многих, умел проявить лидерские качества, умел аргументированно переспорить кого угодно. Причем рос на глазах.
Работали мы тогда много, до 11-12 часов ночи, и на автобусах по домам возвращались. Освобожденных должностей не было. Придумывали регламенты, положения — все с нуля. Я даже проводил какие-то тестирования депутатов. Кстати, может быть, потому меня сразу избрали председателем мандатной комиссии и я автоматически вошел в президиум горсовета.
Второе избрание — председателя горсовета — было уже после меня. Выдвигали Кожухова, Косырева, Титова и Иванова. При голосовании больше всего голосов получили Кожухов и Титов. Я с Ивановым был в приятельских отношениях, и нас пригласили на заседание демгруппы, стали убеждать проголосовать за Кожухова.
В принципе, если бы тогда победил он, история Самары могла бы развиваться совсем по другому сценарию. Но в коридоре меня встретил Титов и спросил: «Сергеич, а ты чего против меня-то?» Я говорю: «Так ты не просил». Он мне: «Ну ты же понимаешь…» Я ему: «Хорошо». Мы с Ивановым сели, поговорили и решили поддержать Титова. Иванов поговорил с депутатами из числа рабочих, они его поддерживали, и в итоге Титов получил большинство.
Не хочу преувеличивать свою роль, конечно, но в чем-то она все же проявилась. Интересно, что в руководстве горсовета было немало противников Титова, которые потом стали его соратниками в администрации области уже после назначения губернатором.
– Например?
– Например, Латкин, который в горсовете был председателем строительной комиссии.
– А как вы стали председателем контрольного комитета?
– Это была идея Титова.
– Он вам подбрасывал адреса магазинов для проверки?
– Такого никогда не было. Мы сами выбирали, причем нередко это было довольно рискованно.
С нами ездили тогда работники ОБХСС, и однажды один такой работник прямо из окна автобуса, на котором мы ехали на проверку, выскочил, когда узнал, куда мы едем. Испугался.
Я не знаю, кто тогда кем управлял: милиция торговлей или торговля милицией. Проверить универсам в Самаре в 1990 году? Да кто мог на такое решиться просто так? Только обнаглевшие депутаты.
– Самую первую проверку помните?
– Век не забуду. Нам помог тогда силовым прикрытием один из руководителей ОБХСС областного УВД. Это была «стекляшка» на Московском шоссе. Мы заехали, на полках вообще ничего не было. Заходим в подсобку: там двадцать видов чая, сигареты и наглый директор.
Он говорит: у нас тут чай индийский, иностранный, мы его по закону должны семь дней у себя продержать перед продажей. «Индийский? — спрашиваю. — А почему он с рязанской фабрики тогда?» В общем, мы проверяли, составляли протоколы и заставляли директоров все выставлять на продажу.
Вы не представляете, что потом творилось в магазинах. Сами мы ничего не покупали, такой был у нас принцип. Хотя хотелось. Голодно же было, по сути. Ничего нельзя было купить. А под прилавками и тушенка, и сгущенка, и конфеты «Мишка на Севере», и какого только дефицита не было.
– А какая реальная власть была тогда у председателя горсовета?
– Честно говоря, мы этого тогда не понимали. Исполнительная власть была у горисполкома. И, кстати, что сразу сделал Титов, когда стал главой горсовета — пригласил Габибуллу Хасаева заниматься финансами в горисполкоме.
– Правда, что в августе 1991 года, когда Титова должны были назначить главой администрации области, вы вели сессию горсовета, которая не давала согласия на его утверждение?
– Да, сессию вели я и Виталий Добрусин. И сессия действительно не хотела утверждать отставку Титова с поста председателя горсовета. Но мы-то как раз и переломили это сопротивление.
– А что от этого зависело?
– Сессия должна была дать согласие на уход Титова, на его освобождение с поста председателя горсовета. Этот простой в принципе вопрос мог ведь затянуться, возник бы казус, а за это время могла, например, возникнуть другая кандидатура главы администрации. Было же несколько кандидатур.
Как известно, Титов был в Сызрани, когда появился официальный указ о его назначении главой администрации. Он там проводил встречу в свою поддержку. Обязанности председателя горсовета в его отсутствие исполнял в этот день я, как член президиума и член малого совета.
И вот, помню, заходит в горсовет здоровенный мужик в бронежилете и каске. Я думаю: ну все, арестовывать пришли. А это, оказывается, принесли указ.
Так Титов стал губернатором. Мы позвонили в Сызрань, предупредили, что главу области уже назначили. Титов перезвонил нам, сказал: не расходиться, я еду. Вечером собрались в горсовете, отметили: были Титов, Гальцова, Василюк, Иванов, я и приехал Латкин.
Титов, кстати, прямо там спросил его: пойдешь ко мне замом по строительству? Тот сказал: я подумаю. Я чуть под стол не сполз, ну, думаю, вот дает — подумает, видите ли, он.
– Больше никого не звал в этот вечер к себе?
– Насколько я знаю, в этот вечер он еще пригласил Мокрого.
– А вас?
– А меня — нет. Так я и ждал потом два года.
В 1993 году Титов вызывает меня и говорит: ты депутатские полномочия сложи, а то не сможешь найти работу. Я говорю: ни за что, меня первым избрали, и я последним уйду. Через несколько дней городские советы Ельцин упраздняет своим указом. В этом же году — выборы в Государственную думу. Я попытался пройти, но силенок не хватило, зря понадеялся на свою известность.
Романтическое время в политике закончилось. Я пошел к Титову. Он спрашивает: «Ну что?» Я говорю: «Работу надо». Он дает мне целый список вакансий длиной в письменный стол и говорит: «Выбирай». Я говорю: «Константин Алексеевич, я один черт в этом не разбираюсь, скажи, куда идти — я пойду». Дали список покороче. При разговоре, кстати, Мокрый присутствовал. Я понял, что надо еще раз попросить, говорю: «И в этом ничего не понимаю».
Титов берет трубку, звонит Мамигонову, председателю комитета по имуществу, говорит: «Сейчас к тебе твой первый заместитель зайдет».
А в это время была создана структура федерального агентства по банкротству, согласно которой комитеты по банкротству в регионах должны были возглавить первые заместители председателей комитетов по имуществу.
Проработал я замом Мамигонова буквально неделю, и вдруг выходит указ, по которому нас раз — и отделили. Мы стали отдельной государственной федеральной структурой. Так я стал заведовать областными банкротствами. Титов сказал нам искать себе помещение, а временно дал комнатку в «Белом доме».
У нас по штату было семь человек, а в комнате помещались только трое. На стульях по очереди сидели. Потом мы все же никуда не стали переезжать из здания администрации, а мне выделили кабинет заместителя на третьем этаже.
Что характерно, Титов ни разу не дал мне команду кого-то банкротить. Трудно в это поверить, но это так.
– Кого первого банкротили?
– И месяца не проработал — объявляют неплатежеспособным авиационный завод. Это был фурор. На банкротство подавал банк СВКБ, не мой комитет. Я, кстати, за все годы своего руководства не подал ни одного иска на банкротство предприятий.
– Потом у СВКБ, кажется, долг перекупил Автовазбанк?
– Да, именно так на авиационном появился в качестве внешнего управляющего Лев Хасис, который тогда возглавлял самарский филиал Автовазбанка.
– Кандидатуры внешних управляющих же согласовывал ваш комитет. А кто изначально предложил Хасиса, вы помните?
– Я. Я предложил кандидатуру Хасиса и за это, между прочим, сначала получил от Титова по шее.
– Почему?
– Титов сказал, что слишком круто нам принимать такие решения, там же многотысячный коллектив. Но потом поддержал.
Авиационный завод стал одним из первых в России крупных предприятий, попавших под внешнее наблюдение, поэтому мне самому, как председателю областного комитета по банкротству, пришлось вникать в состояние дел завода, следить за выполнением программы финансового оздоровления и так далее.
– Что вы увидели на «Авиакоре» тогда?
– Там была полная разруха. Огромное количество авиационных двигателей, проданных в Китай по бартеру в обмен на гнилые пуховики, исчезнувшая краска для самолетов, неисполненные, но уже потраченные контракты на постройку машин.
Самолеты под видом испытаний сдавали в аренду коммерсантам. Те скупали масло в районах за копейки, потому что производство дотировалось областью, и летали с ним в Армению, там продавали.
В общем, ни настоящего, ни будущего. На Ту-154 заказов в то время уже не было вообще.
– Но у завода была перспективная модель самолета Ан-70.
– Модель была, но с КБ Антонова уже отношения осложнились. Нам даже пришлось вывозить с Украины проектную документацию на самолет.
– Что значит вывозить? Тайком, что ли?
– Ну как сказать. Сели на аэродром, за три дня погрузили все и улетели. Я, конечно, не уверен, что все, но несколько тонн документации там было.
– А было противодействие? Не давали?
– Конечно.
– А почему нельзя было просто попросить, чтобы передали?
– Да кто ж передаст просто так… Потом директора врагом Украины объявили. Разработка была совместная, и не отдать вроде как нельзя, и не хочется в то же время москалям отдавать что-либо. Уже все было очень непросто. Не скажу, что мы что-то украли или тайно из каких-то подвалов выносили, нет. Нам документацию передали. Но определенное психологическое давление на нас оказывали, и Хасис тогда сыграл большую роль в том, чтобы мы смогли добиться своего.
– Какие еще банкротства запомнились?
– Банкротство «Шара». Три раза к ним подавали иски. Но я считал эти процессы искусственными и даже писал заключение о признаках преднамеренного банкротства в прокуратуру. При этом мы получили письменный приказ из Москвы за подписями министра по налогам Бориса Федорова и главы Федеральной службы финансового оздоровления Георгия Таля: обязать под личную ответственность незамедлительно подать на банкротство ОАО «Шар» и «Сызраньсельмаш». Он у меня даже сохранился в личном архиве. Все четыре тома переписки по «Шару» подшиты у меня в папках. Кто что приказывал делать, кто был против.
– Вы храните старые документы?
– Все дела о банкротстве в Самарской области. Полный архив. Когда службу ликвидировали и выселяли, документы выбросили на свалку, а я подобрал.
– И где они у вас хранятся?
– Отвечу так: я не помню. (Улыбается., — прим. автора) Дома по крайней мере у меня их нет, пусть не ищут. Только дураки такие документы дома хранят.
– Думаете, в этих папках есть документы, которые кому-то интересны спустя столько лет?
– Еще как. Почти все! Там все фамилии, все имена, кто подавал какие документы, как они приходили и уходили. Какие приказы были из Москвы по каким предприятиям.
Некоторые люди иногда начинают и сегодня из себя корчить, мне хочется им сказать: не надо — документы все сохранились.
– И что будете дальше с ними делать?
– Когда мой век закончится, я оставлю детям записку, где что лежит.
– Все же зачем они вам?
– Могут понадобиться, если будет затронута честь семьи. Уже были попытки. Например, когда у меня был конфликт со спикером Самарской губернской думы Леоном Ковальским, в СМИ против меня полился поток обвинений, в том числе о том, что я, дескать, разорил тот же «Шар». Не надо, ребята, все записано.
– Да, я помню, вы подавали, кажется, около 20 исков против разных СМИ, которые вас обвиняли в том, что вы разрушили всю самарскую промышленность.
– И все выиграл.
– Банкротство «Волготанкера» — еще одной крупнейшей самарской компании — при вас началось?
– Нет, я уже работал в налоговой инспекции. «Волготанкер» — это вообще темная и страшная история.
– Расскажите, как вы стали начальником налоговой инспекции Самарской области, где вы проработали десять лет. На этот лакомый кусок было же очень много желающих.
– Титову нужен был верный человек.
– Он мне рассказывал, что сам ездил к Починку, главе ФНС России, договариваться о вашем назначении.
– Действительно, было много кандидатур на этот пост. Титов хотел, чтобы его получил я. А я, между прочим, не хотел идти на эту должность. Меня устраивала работа в комитете по банкротствам. Я сидел на третьем этаже «Белого дома». Вся секретная часть — в администрации области.
Содержание машин — администрация области, зарплата — все было отлично. И никакой особой ответственности. Конечно, страшно было иногда, когда шли дела по некоторым предприятиям. Титов даже охрану мне в свое время выделял.
– Угрожали?
– Конечно, могли и прибить. Такие истории были в середине 90-х, когда шло банкротство все того же «Шара» и самарского завода имени Тарасова. Так что Титов договаривался как-то, и меня круглосуточно охраняла областная милиция.
– А кто угрожал — уже можете рассказать?
– Эти люди и сейчас занимают достаточно высокие посты. Я в то время даже не особенно понимал степень опасности, потому что не все знал. А Титов знал больше и понимал реальность угроз.
– Итак, налоговая.
– Сижу в своем кабинете. Вызывает Титов. Захожу, там губернатор и Мокрый. Он мне: «Вот лист бумаги, пиши заявление об уходе». Написал, спрашиваю: «А за что?» Он говорит: «Не за что, а куда». Поворачивается к Мокрому: «Пиши представление Починку на Бахмурова с завтрашнего дня начальником налоговой инспекции, я уже решил все вопросы в Москве».
На следующий день я поехал к Починку в столицу. Приезжаю. Починок меня спрашивает: «Ты что, хочешь быть начальником налоговой?» Я говорю: «Нет, не очень, но Константин Алексеевич считает, что хочу».
Починок при мне звонит главе федерального агентства по банкротству Пете Мостовому: «Как там у тебя Бахмуров в Самарской области, хочу его забрать». Мостовой ему: «Как так, это у меня лучшее агентство в России, я его не отдаю». Починок загорелся и сказал, что точно меня забирает.
Интересно, что, когда я сидел у Починка, принесли документы на назначение начальником налоговой Константина Шелудякова, заместителя УМНС по Самарской области. Починок тогда пошутил: если бы чуть раньше принесли, они бы конкурс объявили. Шелудякова двигали представители одной нефтяной компании, не будем называть их пофамильно.
– Вы пришли в налоговую на место Виктора Филонова, который, как известно, потом покончил жизнь самоубийством. Что вы об этом знаете, была ли его трагическая смерть связана с его работой?
– Для Филонова мое назначение, в общем-то, не было неожиданным. Ему звонили за четырнадцать дней до моего назначения. Сообщали, что планируется его отставка. Я знаю, что его заместители советовали ему поехать в Москву порешать вопрос. Но он якобы сказал, что раз решили снимать, то зачем ехать. По-мужски себя повел.
Меня назначили в ноябре. А в апреле мы решили отметить мое назначение, я пригласил Филонова, предложил ему сотрудничать, сказал, что на его место специально не метил и что между нами не должно быть вражды.
Насколько я могу рассуждать о причинах отставки Филонова, его фактически подставили его друзья из налоговой.
Они вели записи у него в кабинете, и эти записи кое-куда попали. Копались в грязном белье.
– Когда вы об этом узнали, уволили этих людей?
– Всех.
– А как вы узнали?
– Когда меня назначили, я первый раз пришел в свой новый кабинет. Открываю тумбочку стола, вижу — там горит красная лампочка. Вызываю секретаря, спрашиваю: что это такое? Она говорит: вам служба безопасности завтра объяснит.
Оказывается, в кабинете были установлены видеокамеры, которые вели автоматическую запись. А сам записывающий аппарат стоял в кабинете одного из заместителей этажом ниже, чтобы не рассекретиться. Я его на следующий день вызываю, он мне говорит: не могла гореть лампочка, не велась запись. Я на него посмотрел, думаю: или я идиот, или он. В общем, через неделю он уже не работал.
– Так Филонов не знал, что такая лампочка есть?
– Знал.
– Он не знал, что записи ведутся?
– Знал, только он не думал, что запись включается без его ведома. Потом, когда я уже работал, я выяснил, кто из замов на него строчил доносы в Москву.
– Это заместитель по имени Константин или Геннадий?
– Не помню. Но к Геннадию Задыхину я очень хорошо относился. Я три раза ездил в Москву продлевать ему контракт. Ни одному заму в России столько раз не продлевали. Один раз я двенадцать часов в приемной министра просидел, чтобы Задыхин в очередной раз остался на работе.
– А зачем Филонову вообще нужны были камеры?
– Он был подозрительным. Ему внушали, что нужно и оружие приобрести, и записи вести, причем и в приемной, и в комнате отдыха. Только он не думал, что кто-то кроме него эти записи будет смотреть. Вот и все.
Но не это послужило главным основанием его трагической смерти. Были и другие причины. И сработал комплекс. Так он мужик был хороший.
– В налоговой, очевидно, вам пришлось столкнуться с куда большими опасностями, чем в комитете по банкротству.
– Да, в налоговой я даже чуть не сел в тюрьму. АвтоВАЗ застраховал песок, эшелон такой небольшой — размером до Луны. И единственная налоговая, которая отказалась возвращать НДС по этой сделке, была моя. Там все было чисто и по закону грамотно оформлено, конечно. Но когда мне сказали, что я должен заплатить десять годовых бюджетов Самарской области, я понял, что этого делать не буду. Иначе рано или поздно сяду в тюрьму.
– А вы знали тогда, кто за этой схемой стоит?
– Знал, Березовский. Приехала тогда межведомственная секретная комиссия во главе с замминистра. На военном самолете прилетели на военный аэродром. Я их встречал. Они прилетели, увидели меня, спрашивают: «А ты что тут, мы же секретная комиссия, никто не должен про нас знать».
Я им говорю: «Я знаю, что вы секретная комиссия, и даже знаю, в какую гостиницу вы сейчас секретно поедете заселяться, и даже знаю, что когда туда приедете — попросите меня вас оттуда переселить». На следующий день звонят мне, просят машину. Мы, говорят, поедем на ВАЗ документы изымать.
Я говорю: «У меня такой машины нет, но я сейчас могу поискать для вас КАМАЗ». Они мне: «Что за шутки дурацкие, дай нам легковую, и все». Я дал легковую.
Они приезжают на ВАЗ, а там ангар, где хранятся документы, — метров сто длиной. И документы возят в штабелях погрузчиками.
– А что за страшная и темная история была с «Волготанкером»?
– Я проиграл по «Волготанкеру» 63 судебных дела подряд. Дела были связаны с возвратом НДС. Я считал, что они не оказывают услуги по вывозу нефти за границу, а просто сдают в аренду флот. А если там аренда, то никакого возврата НДС быть не может. Мало того, они подавали одну и ту же государственную таможенную декларацию по всем регионам своей работы, причем даже там, где вообще не было речного пути. Меняли объемы, показывали, что якобы осуществляли перегрузку нефти с одного судна на другое и так далее.
Как в этом было разобраться? Я запросил все документы по всем налоговым инспекциям России, где «Волготанкер» предъявлял свои декларации. Их были сотни. Проанализировать их вручную было нереально. Тогда мы впервые в налоговой практике России заказали компьютерную программу, которая проанализировала все документы и выявила совпадения, которые доказывали, что схема возврата НДС была жульническая. Мне сказали, что отвернут голову.
– Кто?
– Все. Вы знаете, что даже в Москве на Садовом кольце был плакат: «Бахмуров, руки прочь от «Волготанкера»? К моей налоговой стали приезжать целые автобусы с разгневанными представителями трудового коллектива. Выстраивались и скандировали. Я понял, что на правильном пути. Мы нашли документы, анализ которых показывал, что «Волготанкер» взял кредит в Райффайзенбанке более 100 млн долларов. Которые пошли на выкуп акций одними владельцами одной нефтяной компании у других владельцев этой нефтяной компании.
Я не буду называть имена и названия. Но я понимал, что деньги не туда ушли, а доказать формально не мог. Мне пошли письма с уровня руководства Государственной думы РФ, руководства одной республики в составе РФ, от двух министров. В письмах были требования не трогать «Волготанкер» и остановить мои преступные действия. Но я уперся. И — выиграл все ранее проигранные 63 суда.
Титов тогда придумал красивую схему, которая могла вывести «Волготанкер» из этой опасной ситуации и позволила бы его сохранить.
Но вмешались люди, которые хотели погреть, скажем так, руки на акциях «Волготанкера».
Не знаю, как это удалось сделать заинтересованным людям, а это были очень высокопоставленные в столице люди, но в день, когда я должен был подписать окончательное решение, дело «Волготанкера» у меня забрали в Москву.
– В истории осталась еще одна версия истории «Волготанкера». Скажем так, прямо противоположная вашей. Согласно этой другой версии, «в мае 2004 года была достигнута договоренность между эмиссарами Березовского и силовыми чиновниками Самарской области относительно атаки на «Волготанкер». Операция началась в августе. Первый этап операции обеспечивал глава местной налоговой службы господин Бахмуров. Дело на «Волготанкер» было заведено под предлогом уклонения от уплаты налога на добавленную стоимость».
– Это абсолютно не соответствует действительности. Эта выдуманная версия появилась в результате атаки на меня в процессе моего конфликта с Леоном Ковальским. Никакого силового прикрытия я не обеспечивал. Никакого Березовского там абсолютно не было.
– Вы уже упоминали о вашем конфликте с Ковальским. Что произошло?
– Мы поссорились из-за Дмитрия Сивиркина, депутата областной думы. Ковальский был против него, а я его поддерживал. У нас с Сивиркиным были большие планы, мы создавали с ним вместе «Единую Россию», а нас потом тихо от этого отодвинули. Другие захотели возглавить. Мне эта размолвка принесла очень много вреда в Москве. Были трудности с переназначением.
– И вы, и Ковальский были в команде Титова, как он вообще допустил такой скандал?
– А если бы не Титов, война бы по-другому закончилась: снятием Ковальского. Тогда мы добились, что из двадцати пяти депутатов думы двадцать три подписали заявление о снятии председателя думы. Константин Алексеевич это все как раз и пресек. Титов нас помирил, сказал, чтобы я поехал к нему в больницу. И я потом жалел, что произошел этот конфликт. Хотя я был прав. И у меня на руках были ведь факты — убийственные. Одна газета писала, как некая самарская фирма эскорт-услуг заключила договор по безналичному расчету о сопровождении некоего корабля с некими представителями руководства думы.
– Как получилось, что вы стали владельцем ряда бывших активов бывших предприятий, банкротством которых вы занимались? Например, вы являетесь совладельцем рынка «Караван», который расположен на территории бывшего подшипникового завода «Шар».
– Я купил долю в этом бизнесе, официально купил у Александра Хенкина уже после того, как ушел в отставку. И к банкротству этого предприятия, кстати, я никакого отношения не имел и, более того, был против банкротства «Шара». Я уже об этом говорил. Эту тему уже проверяли и ничего против меня не нашли. Я даже могу сказать, откуда деньги на покупку.
– Вы уже об этом рассказывали как-то. Кажется, это были доходы от патентов на изобретения, автором которых вы являетесь.
– Да. У меня около ста изобретений.
– Сколько на них вы заработали денег?
– Я не помню уже. Но первую сумму могу назвать: 630 тысяч. Я их получил от какой-то французской компании, которая купила патент.
Мне же деньги за патенты приходили опосредованно, я даже не знал точно, кто их использует.
– Огромную усадьбу с белокаменным забором, про которую в свое время писали СМИ, вы тоже на эти деньги приобрели?
– По этому поводу даже приезжала комиссия из Нижнего Новгорода. Все проверила. Никаких нарушений не было найдено. Был написан акт. Комиссия еще удивилась, почему забор стоит дороже, чем дом. Проверяли источник доходов, мою декларацию.
– Ваша отставка произошла после отставки Титова и была, в общем, логичной в рамках смены самарской власти. И тем не менее писали, что вы могли бы проработать еще несколько лет и при Владимире Артякове, если бы не какие-то ваши отношения с группой «СОК».
– Моя отставка была, конечно, связана со сменой власти в целом. Но если говорить о влиянии предыдущих дел, то СОК вообще был ни при чем. Скорее, надо было бы вспомнить дело «Волготанкера». Точнее, людей, которые были вовлечены в это дело. Некоторые из них занимают и сегодня министерские посты в Москве.
Меня уволить вообще было трудно. Интересная история произошла с Маркевичем, которого прислали из Питера на мое место. Его поставили сначала заместителем. А я ушел на больничный.
Маркевич становится исполняющим обязанности, и он уже сидит в моем кабинете и думает, что я не вернусь. А я взял и вышел с больничного. Это было забавно. Захожу в свой кабинет, там сидит Маркевич.
Я говорю: да-да, я выздоровел, покиньте мой кабинет.
– Беседовал Андрей Гаврюшенко
2024 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
