«Самарский Стройфарфор» — одна из немногих крупных региональных производственных компаний, маржинальность которых выросла даже в условиях затянувшегося коронавирусно-карантинного кризиса.
Как удалось этого добиться?
Насколько благоприятной стала изменившаяся рыночная конъюнктура для завода, специализирующегося на выпуске сантехники и керамогранита?
Как предприятию удалось в числе первых в России получить масштабное финансирование по линии Фонда развития промышленности и каковы его особенности?
Об этом и о многом другом в интервью «СО» рассказал совладелец ООО «Самарский Стройфарфор» и член генерального совета Общероссийской общественной организации «Деловая Россия» Алексей Долматов.
— Сложнее или проще стало работать в 2020-м — первой половине 2021 года? В это время в бизнесе появилась масса форс-мажорных факторов, которые ранее никто и никак не мог предвидеть эпидемический фактор, продолжающийся экономический кризис, растущий разбаланс всех рынков с точки зрения ценообразования. Что они приносят вам в большей степени — риски или возможности? За счет чего удается минимизировать первые и пользоваться вторыми?
— Есть такое крылатое выражение: «Делай, что должен, и будь, что будет».
Мы не располагаем суперкомпьютером и сверхзнанием, которые могли бы давать нам идеальные варианты действий. Если постоянно маневрировать, выбирая между бесконечным числом вариантов и критических моментов, ты гарантированно проиграешь в итоге.
За много лет работы в бизнесе мы прошли немало кризисов, и всегда в эти моменты мобилизовывались. Кризис — это в каком-то смысле даже плюс для нормальной организации.
Если постоянно маневрировать, выбирая между бесконечным числом вариантов и критических моментов, ты гарантированно проиграешь в итоге
— Какой плюс может быть в кризисе?
— Когда все идет хорошо и ты сотрудников призываешь работать лучше, искать новые решения и новые подходы, они чаще всего относятся к идее без энтузиазма. Ведь зачем что-то менять, если и так все вроде бы хорошо идет по накатанной колее?
А в условиях форс-мажора выбирать не приходится — ты или посредством колоссального личного и коллективного напряжения, максимальной самоотдачи обеспечиваешь стабильную работу бизнеса и его развитие, или развивать попросту становится нечего.
Поэтому, если говорить о нас, мы всегда из кризисных моментов выходим в лучшем состоянии, чем в них входили. Избавляемся от всего ненужного, устаревших технологий — и, наоборот, делаем ставку на обновление, повышение эффективности. И добиваемся именно этого.
Что же касается инфляции, то здесь тоже есть довольно тонкая грань. Стоимость сырья и отпускные цены корректируются неравномерно и неодновременно, и очень важно маневрировать на рынке правильно. Если поднять стоимость продукции быстрее, чем дорожают материалы от поставщиков, — ты в плюсе. Если сделать это слишком быстро и слишком сильно — можешь потерять часть сбыта.
В принципе, нам еще есть чему учиться. Понятно, что этот кризис далеко не последний, перед менеджерами поставлена задача оперативнее реагировать на меняющуюся рыночную обстановку.
Ряд объективных факторов упрощал для нас ситуацию. Традиционно на рынках Европы и России огромную роль играл Китай. Собственно европейские производства давно позакрывались. Те, что еще остались (преимущественно в Португалии и Испании), ориентированы на ограниченную нишу потребителей в силу очень высокой стоимости продукции.
Сейчас и Китай сконцентрировался на удовлетворении потребностей собственного внутреннего рынка, контейнерные перевозки сильно подорожали, а значит, сильно возросла транспортная составляющая в итоговой цене продукции, которую нужно далеко везти до конечного потребителя.
Этой благоприятной ситуацией, считаю, мы воспользовались недостаточно наши цены достаточно долго оставались на прежнем уровне, а зарабатывали на происходящем преимущественно посредники.
— Вы уже поправили этот разбаланс?
— Занимаемся этим прямо сейчас.
— Можете ли вы, будучи членом генерального совета «Деловой России», охарактеризовать состояние инвестиционного климата России в целом и Самарской области в частности? Как оценивает его предпринимательское сообщество?
— Мне кажется, что, когда обсуждается тема инвестиционного климата, участники таких дискуссий исходят из неверных предпосылок. Чаще всего, говоря о механизмах привлечения инвестиций в российскую экономику, имеют в виду именно инвестиции иностранные, и не просто имеют в виду — а поют им настоящие мантры.
Между тем, чтобы западный бизнес вкладывался в Россию, он должен рассчитывать не просто на получение прибыли, ему потребуется сверхприбыль
При прочих равных европейцы, французы, немцы, итальянцы — предпочитают или развивать производства в Европе, или разворачивать выпуск продукции — но исключительно под собственной торговой маркой — в Китае, Индонезии или в другой стране «третьего мира».
Безусловно, иностранные инвесторы имеют право работать у нас, их вложения должны быть защищены по закону, а государству надлежит оказывать им опять же предусмотренную действующим законодательством поддержку — но говорить о том, что иностранные инвестиции выведут нас на передовой уровень развития экономики — это, мне кажется, просто утопия. Причем зачастую утопия довольно опасная.
Могут ли драйвером развития экономики стать инвестиции не иностранного, а российского же бизнеса?
Теоретически да, но на практике, к сожалению, и на это рассчитывать не приходится. Чтобы обеспечить серьезные технологические прорывы, требуются масштабные вложения — с емкостью проектов порядка $200 млн, $500 млн, а то и даже $1 млрд.
Мне кажется, здесь нет простых решений, есть сложный и долгий путь, который нам следует пройти
Много ли в России предпринимателей, способных и готовых вкладывать такие деньги? Они есть, но, наверное, их можно буквально пересчитать по пальцам.
— Но ведь есть немало российских бизнесменов, способных на инвестирование в проекты меньшего масштаба?
— Есть, но среди них, к сожалению, зачастую доминирует желание не реинвестировать полученную прибыль в развитие российского бизнеса, а заработать 2-3 млн долларов, вывести их за границу и переехать туда жить.
В целом, чтобы серьезные инвестиции появились, для них нужно создавать условия, люди должны быть уверены в будущем, думать о нем — причем в очень долгосрочном плане, за периметром обычной человеческой жизни.
Необходимо строить предприятие, запускать проект — и думать о том, как и для кого они будут работать через сто, через двести лет. Большинство стремится к тому, чтобы, как в казино, быстро заработать и сосредоточиться на удовлетворении личных потребностей и запросов людей из своего ближнего круга.
Как были иллюзии в годы перестройки — достаточно вспомнить хотя бы пресловутую программу «500 дней», по итогам которых ждали тотального процветания и благополучного отдыха на морях, так эти иллюзии и остались.
Лучше же людям говорить правду следует упорно трудиться 30 лет, 50 лет — и лишь потом рассчитывать на результат в виде каких-то дивидендов…
И вот те, кто согласится переносить такие трудности, вкладываться в будущее, — на них и должны распространяться все льготы, положенные инвесторам. Обществу следует понять, что это, условно говоря, не дойные коровы, а люди, обеспечивающие грядущее процветание страны и стабильность ее развития.
Резюмируя все вышесказанное, подчеркну разговоры о внешних, западных инвестициях — очевидное лукавство
Инвестиции российских коммерсантов также проблематичны частный бизнес очень осторожен и недоверчив в силу разных причин. Он еще и не очень договороспособен в значительной своей части. По сути дела, на иррациональном уровне никто никому не доверяет.
Давайте вспомним эпоху конца 1990-х — начала 2000-х. Ведь экономическая власть — да и не только экономическая — в стране принадлежала вполне определенным людям. Им просто стоило как-то между собой договориться и перевести свои действия в русло правильного кодекса поведения, единого для всех.
Но каждый считал себя умнее другого — и прийти к консенсусу они так и не смогли. Поэтому, на мой взгляд, в плане организации инвестиционной политики идеальны механизмы, применяемые сейчас в Китае.
Там государство и общество определяют приоритетные проекты и обеспечивают финансирование основной части затрат, необходимых для их запуска. От бизнесмена, выступающего в роли оператора идеи, требуется потратить 5-10% от ее стоимости.
Подобная разумная, здравая практика начала выстраиваться и в России. Именно в таком формате появились, например, федеральная целевая программа развития промышленности, программа строительства гостиниц. Они предполагают серьезное финансирование, применение нормальных процентных ставок. Просто надо активнее пользоваться имеющимися возможностями.
Мы в «Деловой России» эти сюжеты открыто обсуждаем, призываем предпринимателей по всей стране включаться в процесс. В какой-то степени эту активность с нашей стороны можно характеризовать как миссионерскую, поскольку большого числа желающих участвовать в таких программах я не вижу.
Но, думаю, рано или поздно — и скорее раньше, чем позже — ситуация изменится и все механизмы окажутся востребованными. Понятно, что пользоваться ими станут не малый и средний бизнес — он все-таки играет вспомогательную роль в экономике страны, а крупные, прорывные проекты.
Те направления промышленности, которые позволили бы России стать лидером на международных рынках.
— Есть все-таки определенное «разделение труда». Во всем мире малый и средний бизнес действительно не создает сюжетов, позволяющих так или иначе позиционировать страну в режиме международных экономических отношений (за исключением, наверное, высокотехнологичных и IT- cтартапов). Главная миссия МСБ — создание и поддержание рабочих мест ведь именно в нем — в индустрии обслуживания и сервиса — трудится основная часть населения. Но и МСБ, и крупные компании в равной степени, наверное, заинтересованы в корректных и предсказуемых правилах игры, позволяющих им достаточно уверенно чувствовать себя? То есть вкладываться в развитие тех или иных проектов и понимать, что они в случае успешного развития не будут неправовым образом у них отняты?
— Очень «правильные» правила игры в плане обеспечения инвестиционного климата — вещь, безусловно, хорошая. Но вряд ли их можно считать самоцелью.
Лучше же людям говорить правду следует упорно трудиться 30 лет, 50 лет — и лишь потом рассчитывать на результат в виде каких-то дивидендов…
Предположим, мы создадим просто идеальную судебную систему — но ведь судебные разбирательства в любом случае могут идти очень долго, а в системе британского правосудия, которое многие так любят хвалить, вообще способны тянуться годами.
Нужно ли говорить о том, что дождаться завершения подобных разбирательств может не каждый бизнес, даже если в итоге они закончатся в его пользу?
Мне кажется, здесь нет простых решений, есть сложный и долгий путь, который нам следует пройти.
В России должна появиться элита, относящаяся к власти или к денежным средствам не как к самоцели, а как к инструменту, используемому для развития и улучшения жизни будущих поколений, люди, готовые чем-то жертвовать в настоящем (личным временем, ресурсами, простыми житейскими радостями) ради того, чтобы через 30, через 50 лет наша страна могла с уверенностью смотреть вперед, диктовать свои условия партнерам на международной арене, занимать на всех Олимпийских играх — и зимних, и летних — первые места. И занимать их под российским флагом.
Вот эта новая элита должна регулировать и правила игры, и все отношения между игроками, она же должна обеспечить максимальное распространение, наверное, неписаных (абсолютно все кодифицировать невозможно), но от этого не менее важных морально-этических ограничений, исходя из которых каждый бы в принципе понимал, что делать правильно, а что — недопустимо.
Можно ли через попытки уголовного преследования решать вопросы в отношениях с партнерами и контрагентами, когда всем очевидно, что никаких преступлений не совершалось, а это лишь способ давления?
Насколько широко следует применять практику третейских разбирательств, механизмов модерации, чтобы максимально быстро, эффективно и, главное, безболезненно для бизнеса решать те или иные вопросы?
Наверное, с течением времени эти и другие вопросы должны стать риторическими. Быстро перемены не произойдут, но стремиться к ним нужно.
Стоит кому-то хоть попробовать украсть что-то у ФРП — первым об этом узнает сам фонд
— На Западе и современная элита, и кодекс писаных и неписаных правил игры формировались веками. Там они берут свое начало и в наследии Римской империи и римского права, и в воздействии церкви на общество, и даже в системе феодальных отношений, как-то регламентировавшей права и обязанности всех участников властной иерархии. Другой пример — Китай, который всегда играл «в долгую», там система отношений имеет тысячелетнюю историю. Россия же, как всегда, шла своим путем. До 1917 года были одна элита и одни правила игры, затем доска с фигурами перевернулась и их, по сути дела, расставили заново. 1990-е годы ознаменовались новыми радикальными пертурбациями, а последние 20 лет все развивалось по совсем новым правилам. Времени, прошедшего после последних перемен, достаточно для того, чтобы и элита новая начала формироваться, и новая система отношений в обществе устоялась?
— Можно, конечно, просто сидеть и ждать. Благодаря каким-то факторам ожидаемое может произойти через 50 лет, может через 1000 лет, а может и вообще никогда не случиться. Но если мы осознаем эту проблему, начнем над ней работать, появится и решение.
Мы в Самаре с 2005 года проводили конкурсы, собирали мнения людей, чем и как помочь России. Знаю, что очень много групп в стране есть, занимающихся тем же самым, — и это значит, что соответствующий запрос в обществе существует.
Могу сказать, что и во властных структурах, с другой стороны, есть стремление двигаться в том же направлении. Уверяю вас, там есть представители элиты, думающие о будущем страны, ее перспективах и обладающие стратегическим мышлением, ищущие варианты, как сделать Россию мощным преуспевающим государством, чтобы соседние народы захотели добровольно войти в ее состав, и таковых среди чиновников немало.
Но эти движения, условно говоря, снизу и сверху должны встретиться, консолидироваться и обеспечить синергетический эффект. Вот тогда в стране могут начаться системные долгосрочные селекционные процессы по формированию новой элиты как класса, начиная с формирования преподавательского состава, а уже в школах и вузах будет благодаря этому вызревать поколение с правильными жизненными приоритетами.
Тогда лет через 10-15 появятся уже не отдельные лидеры, а целая общность компетентных людей, обладающих лидерскими способностями, опирающихся как на силу закона, так и на моральный авторитет, и ведущих страну в светлое будущее.
Причем в этом контексте словосочетание «светлое будущее» нужно воспринимать серьезно, без тени какого-либо скепсиса
— Лоббируются ли в настоящий момент «Деловой Россией» на правительственном и законодательном уровнях инициативы, реализация которых способна упростить ведение бизнеса и стимулировать экономический рост в стране? В какой степени эти инициативы обсуждаются и поддерживаются властями регионов России?
— Это перманентный процесс. Региональное отделение активно взаимодействует с властями областного и муниципального уровней, участвует в работе различных комиссий, в проведении тех или иных мероприятий на федеральном уровне — есть активный контакт с центральными властями.
В разгар пандемии коронавируса, когда стоял вопрос о введении жестких карантинных мер, «Деловая Россия» старалась участвовать в выработке оптимального алгоритма борьбы с пандемией, мы обращались в Правительство РФ, добиваясь разумных ограничений на ведение бизнеса.
В том, что мы избежали максимального локдауна и тотальных запретов, которые, очевидно, нанесли бы крайне серьезный удар по отечественной экономике, — смею надеяться, есть и толика нашей заслуги.
Другой пример. Возьмем Фонд развития промышленности. Данилов-Данильян (сопредседатель «Деловой России». — Прим. ред.) входит в экспертный совет ФРП, участвует в принимаемых там решениях.
В свое время «Самарский Стройфарфор» одним из первых включился в эту программу — а со всех сторон говорили, что невозможно добиться финансирования в ее рамках, это якобы фикция.
На самом деле все упиралось лишь в упорство и квалификацию менеджеров, формирующих требуемую документацию. Ну и конечно — в вопрос ответственности управленцев. У нас как раз и ответственность, и упорство, и квалификация оказались на должном уровне.
— В целом какие впечатления остались у вас после прохождения всех процедур ФРП? Насколько высока степень контроля за целевым использованием предоставляемых фондом средств?
— Проходить все выставленные там фильтры и режимы контроля очень сложно. Те, кто в силу своей природной ограниченности или испорченности думает, что ресурсами ФРП можно распорядиться как-то не так, просто не понимают, о чем идет речь.
Там настолько жестко выстроены механизмы, что даже и пытаться сделать что-то подобное бессмысленно. Контроль всесторонний, отслеживается все до копейки. Распределяются миллиарды — и кадровый состав участников процесса такой, что они по определению никогда не пойдут ни на какие нарушения. И никакие нарушения не пропустят.
Стоит кому-то хоть попробовать украсть что-то у ФРП — первым об этом узнает сам фонд. И незамедлительно остановит все дальнейшее финансирование и инициирует уголовное преследование злоумышленников, соответствующие процедуры прекрасно отлажены.
Те, кто в силу своей природной ограниченности или испорченности думает, что ресурсами ФРП можно распорядиться как-то не так, просто не понимают, о чем идет речь
— Ключевой актив вашей бизнес-группы — «Самарский Стройфарфор» — по итогам 2020 года при символическом снижении показателя выручки продемонстрировал увеличение чистой прибыли. За счет чего удалось поднять маржинальность бизнеса даже в условиях карантинных ограничений, падения уровня потребительского спроса в целом в российской экономике? Сохраняется ли этот тренд в 2021 году? За счет чего?
— Небольшое снижение оборотов вполне объяснимо — это следствие простоев в условиях антиковидных ограничений. Хочу отметить, что в Самаре они были весьма продуманы властями и вполне рациональны.
Но в других регионах, где также идет наш сбыт, случились настоящие жесткие локдауны. Чудес не бывает, и определенная затоваренность рынка привела к снижению и наших темпов работы. Спустя месяц-два все нормализовалось, но до конца эту паузу нам компенсировать не удалось.
Рост же прибыльности бизнеса на этом фоне — действительно следствие эффективной работы над издержками и качественного менеджмента предприятия. Плюс в условиях ухода с рынка ключевого игрока — Китая — для нас конъюнктура стала весьма благоприятной.
Полагаю, этот же тренд сохранится и в 2021 году. Поскольку Китай, похоже, ушел от нас надолго
— Бизнесы, в которых вы присутствовали в качестве совладельца и/или руководителя, долгое время условно объединялись в рамках Ассоциации «Версиво». Но в прошлом году Ассоциация «Версиво» юридически ликвидирована. Пришла ли на смену какая-либо другая конструкция, консолидирующая в той или иной степени управленческие решения в близких к вам компаниях? Или вы пришли к выводу, что все бизнесы должны сосуществовать и развиваться автономно как отдельные проекты?
— В идеальном мире схема с управляющей компанией себя бы вполне оправдывала, поскольку обеспечивает синергетический эффект. Многие функции управления, развития можно было бы поддержать и стимулировать в таком режиме.
Когда существовала Ассоциация «Версиво» — в ее рамках были и обучающие центры, брали на стажировку, подготовку и даже работу молодежь.
Молодых специалистов в отдельно взятые компании и в сложившиеся коллективы зачастую берут не очень охотно. Почему? Их нередко воспринимают как будущих конкурентов — но именно такое отношение в долгосрочной перспективе влечет за собой падение конкурентоспособности.
Плюс с точки зрения годового планирования такие затраты никогда себя окупят — они не влияют на показатели KPI, условно говоря, здесь и сейчас.
Если нет согласия других партнеров, финансировать такую деятельность мне в одиночку не очень реально — расходы требуются серьезные. А между тем они все-таки нужны и важны, поскольку именно они обеспечивают бизнесу будущее.
Возможно, в не очень далекой перспективе такие механизмы нам снова удастся отладить.
— Константин Ланге
2025 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
