Андрей Горшков: «Иностранцы ослабят хватку на горле нашего рынка»

Способны ли отечественные предприятия удовлетворить спрос потребителей даже в условиях «санкционной войны»? Стоит ли ожидать массового исхода западных фармкомпаний из России? Как в итоге трансформируется современная отечественная фарминдустрия? На эти и другие вопросы в эксклюзивном интервью «Самарскому Обозрению» ответил главный исполнительный директор «Озон Хелскеа Рус» (группа компаний «Озон Фармацевтика») Андрей Горшков.

— Можно ли уже говорить о финансовых результатах, с которыми завершила 2021 год группа «Озон Фармацевтика»? Прогнозы по 2022 году понятны?

— Мы не раскрываем наши финансовые показатели — такова политика группы. Но мы можем оперировать показателями, которые уже озвучены в публичной плоскости.

Например, рейтинговое агентство «Альфа-РМ» подсчитало, что в прошлом году продажи группы «Озон Фармацевтика» по ценам входа в аптеки превысили 20 млрд рублей. По данным агентства, мы поставили в аптеки более 210 млн упаковок. Это продажи «Озон Фармацевтика» только через аптеки. 20-25% выручки компании — закупки участников государственной системы здравоохранения. Это и Минздрав, и Минобороны, и органы регионального здравоохранения.

Отмечается тенденция, что выручка производителей растет при снижении количества проданных упаковок. «Озон» в 2019 году продал 226 млн упаковок, выручив при этом лишь 17,5 млрд рублей.

На сегодняшний день мы стали вторым по величине российским производителем фармпрепаратов после группы «Фармстандарт/ОТС Фарм».

Если сравнивать со всеми компаниями на фармацевтическом рынке РФ, включая зарубежных лидеров мирового масштаба, мы уверенно входим в топ-15 и занимаем 13-14-е место в поставках в аптеки.

Для российской компании, к тому же имеющей региональные, самарские, корни, это, наверное, выдающийся результат. Говорить о каких-то прогнозах на 2022 год сейчас достаточно сложно. Фармацевтика, как и другие отрасли экономики, находится в состоянии турбулентности.

В такой ситуации всегда будут и выгодоприобретатели от сложившейся обстановки, и те, кто потеряет в ней. Мы в силу различных факторов, скорее всего, будем выгодоприобретателями.

— Почему? Развернувшаяся «санкционная война» несет в себе плюсы для «Озон Фармацевтики»?

— Да, в частности, она означает снижение конкуренции. Может быть, с точки зрения рыночных взаимоотношений это не очень хорошо.

Но с точки зрения морально-этического оздоровления российского рынка — просто прекрасно. Складывавшаяся до сих пор ситуация была далека от справедливости в плане распределения прибыли, за счет участия агентов влияния медицинского сообщества.

Я работаю на этом рынке с 1995 года и прекрасно вижу, что он насквозь пронизан различными коррупционными составляющими.

Причем могу с абсолютной уверенностью сообщить, что все эти коррупционные схемы импортированы с Запада самими же иностранными производителями лекарственных средств. Я это говорю не потому что мы какие-то принципиальные борцы за правду. Просто коррупция мешает нам развиваться.

Когда «Озон Фармацевтика» появилась, у нас не было другого пути, кроме как продавать продукцию, не уступающую по качеству иностранным аналогам, в разы дешевле, для того чтобы не участвовать во всех этих «стимулирующих» мероприятиях.

Они же закладываются в конечную стоимость лекарств. Для маркетинговых продвижений, как их представляют западные производители, нужны серьезные деньги. Например, средняя стоимость упаковки у «Озон Фармацевтики» на входе в аптеку по итогам 2021 года составила 97 рублей. А у иностранных производителей она более 400 рублей. Откуда такая разница? Это влияние того же «маркетинга».

Значительные денежные средства направляются на формирование мнения врачей, экспертов всех уровней медицинского сообщества. По сути, на манипулирование и формирование коммерчески выгодной западникам позиции у людей, которые должны заботиться только о здоровье граждан.

В итоге платит за все потребитель. Сейчас западные производители заявляют, что из-за событий на Украине перестанут заниматься «маркетингом» в России.

Фактически это означает, что они сворачивают финансирование того информационного давления на наше здравоохранение, которое вело к избыточным затратам как бюджета страны, так и граждан. Это можно только приветствовать. Это оздоровит медицинское сообщество и поможет российской фарме, производящей качественную продукцию.

— Обозначенное вами очищение рынка еще только начинается. Как «Озон Фармацевтике» удавалось выжить на рынке до него, в условиях активного маркетингового продвижения иностранных конкурентов?

— За счет ценовой политики и широкого ассортимента. По стоимости упаковки мы вторые снизу среди всех российских производителей. А по количеству торговых наименований — первые в России.

 

Мы выпускаем в оборот более 320 лекарственных препаратов по международному непатентованному наименованию, около 50 препаратов под торговыми марками, что совокупно составляет более 750 единиц товарного учета. Это гигантский ассортимент.

Прекрасно осознавая свои слабые стороны, мы понимали, что широтой ассортимента добьемся больше, чем маркетингом. Хотя у нас есть и собственный продуктовый портфель брендов.

— Разница в цене между иностранными брендовыми препаратами и российскими аналогами обусловлена исключительно маркетинговыми мероприятиями или различной себестоимостью производства?

— Расхожее мнение о том, что у зарубежных фармкомпаний себестоимость продукции намного выше, — миф. Мир фармацевтики в процессе глобализации разделился на зоны, в которых создается конечный продукт с самой большой добавленной стоимостью, и территории, где производится сырье.

Все дженерики производятся из китайского и индийского сырья. Тот же «Пфайзер» покупает сырье в Китае, брендирует его и продает. Мы покупаем то же сырье, но его не брендируем. Разница в цене может быть пятикратной, хотя издержки одинаковые.

Это, наверное, не совсем справедливо, но это капитализм и рыночная экономика. Если потребитель готов платить больше, то выгодно же продавать дороже. За импорт россияне готовы платить значительно больше. Потому и цены такие.

— Разве нельзя задействовать меры по ограничению именно такой конкуренции? Они вообще существуют?

— Они есть, но они не совсем эффективны. Например, в той же системе жизненно важных лекарственных средств, стоимость которых регулируется государством, разная система оценок российских и импортных препаратов.

На одной из конференций, проводившихся Федеральной антимонопольной службой, я предлагал просто запретить торговые марки социальных лекарств. Чтобы все производители конкурировали в одинаковых условиях и у всех компаний была одинаковая максимально возможная цена.

Причем эти ограничения не должны были касаться лекарств, в отношении которых действует патентная защита.

Представители ФАС тогда заявили, что для рыночной экономики это неправильно. Почему? Это выбило бы стул из-под нездоровой коммуникации фармпроизводителей с врачами. Бюджет здравоохранения и граждане от этого бы только выиграли.

Полагаю, государство должно играть более заметную роль на рынке. Например, поддерживать в России производство лекарственных субстанций. Сейчас на рынке доминируют Китай и Индия, и это объяснимо. Российский фармрынок — лишь 2% от мирового.

Если китайцы и индусы производят сырье для всего мирового рынка, а российские производители — только для отечественного, понятно, что у наших себестоимость окажется выше.

Естественно, государство в такой ситуации должно вмешаться.

Например, сейчас при госзакупках действует правило «третий лишний». То есть если за контракт борются два российских производителя, то иностранцы автоматически не допускаются до торгов. Считаю, что в случае производства отечественных субстанций должно действовать правило «второй лишний».

То есть если компания предлагает собственное лекарство, произведенное из субстанции, изготовленной на территории России, то остальные участники не допускаются, и идет только согласование итоговой цены.

Если китайцы и индусы производят сырье для всего мирового рынка, а российские производители — только для отечественного, понятно, что у наших себестоимость окажется выше.

Это будет мотивировать компании заниматься инвестированием в сырьевую базу.

— Какова доля себестоимости производства оригинального лекарства в его итоговой цене и сколько занимают маркетинговые траты?

— Все препараты разные. Однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Еще в 90-х годах я работал в одной иностранной компании. Себестоимость ее препарата составляла $1, а продавался он за $32. Думаю, похожая пропорция у иностранных оригинальных препаратов сохраняется.

— В сегменте жизненно важных лекарственных средств, цена которых регламентируется государством, такая же ситуация?

— Нет. Здесь все наоборот. Например, у «Озон Фармацевтики» есть препараты, себестоимость которых сейчас уже выше, чем разрешенная цена. И мы производим такие препараты бе-зостановочно. Их не так много, не более пяти.

— То есть вы работаете по ним в убыток?

— Да. По сути, идет перекрестное субсидирование за счет других, более рентабельных продуктов.

— Можете ли вы отказаться от их производства?

— Можем. Это не противозаконно.

— Почему же вы до сих пор этого не сделали?

— На наш взгляд, это неэтично. У «Озон Фармацевтики» сложилась репутация в глазах как клиентов, так и государства. Поймите, убытки по таким препаратам не такие уж большие. У этих лекарств очень специфичная категория потребителей.

Как правило, это пожилые люди, потребляющие препарат десятилетиями. Вывести препарат с рынка, лишить этих людей привычной медикаментозной помощи, создавать социальную напряженность ради убытков, грубо говоря, в 15 тысяч рублей? Это какое-то крохоборство…

— Не опасаетесь ли, что при нынешней системе ценообразования лекарства из списка ЖВЛС постепенно станут дефицитом, так как производители, чтобы минимизировать убытки, будут сокращать объемы их производства?

— Мы верим в лучшее. Есть заявления Минздрава, что он будет объективно оценивать стоимость препаратов из спис-ка. Мы уже подали несколько заявок, чтобы повысить отпускную цену на ряд позиций. Пока нет обратной связи. Но прошло еще мало времени, нет угрозы остановки их выпуска.

Нельзя сказать, что из-за этой проблемы мы терпим финансовое бедствие. Просто работа в минус не может продолжаться бесконечно.

— Вы отметили, что выручка «Озон Фармацевтики» выросла при сокращении числа проданных упаковок. Это результат инфляции, или компания переориентировалась на выпуск более дорогих лекарств?

— Растет средняя цена упаковки. Это общероссийская тенденция. Мы стали выводить на рынок все более сложные продукты, а у них, как правило, цена выше.

В 2019 году мы продавали 239 молекул препаратов, в 2020 году — 251, а в этом — уже 266. То есть за два года мы дополнительно вывели на рынок почти 30 продуктов.

В 2019 году средняя цена упаковки составляла 54 рубля, в 2020 году — 78 рублей. Сейчас ценник увеличился до 97 рублей. То есть у нас средняя цена упаковки выросла почти вдвое.

— Делает ли это лекарства менее доступными, с учетом сокращения реальных доходов населения?

— Как ни странно, но россияне, наоборот, предпочитают покупать более дорогостоящие лекарства. В основном импортные. На фоне сокращения реальных доходов это совершенно алогичная тенденция.

— Как вы думаете, с чем она связана?

— Мне кажется, все это следствие какой-то дремучей веры, корни которой уходят еще в советские времена, что все импортное лучше, чем российское. В фарме это особенно заметно.

— Рентабельность фармбизнеса сильно поменялась за последние несколько лет?

— Рентабельность держится на одном уровне. Если посмотреть на отчетность публичных компаний, рентабельность в среднем у них составляет 25-28%. И она со временем не меняется.

— «Озон» вписывается в обозначенные вами рамки?

— Я не могу называть конкретных цифр применительно к нашей компании. Но в среднем у всех производителей примерно один уровень. Фармрынок — это не какой-то сверхприбыльный бизнес. Существуют легальные виды бизнеса с рентабельностью 50-60%.

В нашем сегменте рентабельность средняя, но усилия, которые необходимо прикладывать для того, чтобы ее обеспечить, — гораздо выше среднего. Рынок очень зарегулирован.

И когда мы смотрим на себя 18 лет назад, понимаем, какими же мы были энтузиастами, когда решили создать производства лекарственных средств.

— Где находятся сейчас ваши приоритеты? «Озон» ориентирован в первую очередь на работу в систему госзакупок или на открытый рынок?

— 4/5 продаж «Озон Фармацевтики» — это коммерческий рынок. То есть это те лекарства, которые потребители покупают в аптеках. Но, как правило, напрямую с аптеками мы не работаем, а продажи идут через федеральных дистрибьюторов.

— Почему именно через федеральных?

— «Озон Фармацевтика» уже давно стала компанией национального масштаба. Мы ведем поставки во все регионы страны. Значительную часть своего времени я провожу в Москве — это диктуется необходимостью контактов с Минздравом, Росздравнадзором, дистрибьюторами, аптечными сетями.

Хотя головной офис и производство расположены в Самарской области. В регионе мы являемся крупными налогоплательщиками и работодателями.

— Сколько производственных площадок сейчас у «Озон Фармацевтики»? Где они находятся?

— Они расположены в Жигулевске и Тольятти. В ОЭЗ «Тольятти» мы уже открыли «Озон Фарм» и строится «Озон Медикал». Это предприятие будет заниматься онкологическими препаратами. Нами уже зарегистрировано 50 молекул, и все — против онкологии.

— Когда планируете запустить производство «Озон Медикал»?

— По оптимистичным планам — осенью этого года. Но сейчас ситуация очень турбулентная, поэтому не исключен вариант, при котором придется сместиться на 2023 год.

— Вам хватает нынешних мощностей? Есть ли интерес к строительству новых площадок или покупке кого-то из действующих игроков рынка?

— Когда мы осваивали тольяттинские площадки, то понимали, что они обеспечат нам серьезный задел на будущее. При нынешней динамике развития фармрынка мы обеспечены производственными площадями на ближайшие лет пять. Дальше все будет зависеть от ситуации.

— Каков объем инвестиций «Озона» в его тольяттинский проект?

— Точную цифру называть не буду. Но могу привести простой пример: израильская компания «Тева» построила завод мощностью в 15% от того, что «Озон Фармацевтика» реализует в Тольятти. Этот завод «Тевы» продан за чуть более 1 млрд руб-лей. Причем говорят, что это недорого. Выводы можете сделать сами.

— «Озон Медикал» пока еще в фазе реализации. Возникают ли у вас проблемы с его финансированием, учитывая значительно выросшую стоимость кредитных ресурсов?

— Конечно, возникают. Сейчас с трудом, но пока справляемся. Наши инвесторы — это крупные банки. Пытаемся найти с ними компромисс о продолжении финансирования по приемлемым для нас условиям. Надеемся, что он будет найден. Мы качественный заемщик, поскольку «Озон» — растущая компания с хорошей репутацией.

— «Растущая компания с хорошей репутацией» способна «переварить» кредиты по ставке в 25% годовых и даже выше?

— Конечно, нет. Мы надеемся, что это временное явление, и ситуация поменяется. Но сейчас все бизнесмены, которые планировали инвестпроекты, их заморозили. Заходить в проект с кредитами под 30% годовых просто нереально.

Если это затянется надолго, придется менять структуру инвестирования, больше надеяться на собственные средства. Это чревато корректировкой сроков реализации проекта. Но мы в любом случае доведем его до конца.

— Есть и иные способы поиска ресурсов для развития. Например, привлечение стратегического инвестора и продажа ему части бизнеса. Такой сценарий в принципе возможен?

— Бизнесмен, который говорит, что его бизнес не продается, лукавит. Все имеет какую-то цену. И внешние обстоятельства иногда вынуждают бизнесменов эту цену назвать. Но у нас нет таких стратегических планов. Мы не выращиваем бизнес на продажу, а строим, не побоюсь этого слова, великую компанию.

— Насколько «Озон Фармацевтике» легко попасть со своей продукцией на прилавки крупнейших российских аптечных сетей?

— Мы присутствуем во всех аптечных сетях. Конечно, какие-то сети гипотетически могут закрыть нам доступ. Но на рынке сейчас работает порядка 75 тысяч аптек, а крупнейшая сеть насчитывает 5 тысяч точек. Никто из них не в состоянии диктовать производителям свои условия.

Конечно, ситуация на аптечном рынке далека от справедливой. Фактически все участники цепочки поставок в аптеки живут на товарном кредите, формирующемся за счет нас.

На сегодняшний день средняя отсрочка платежа от производителя — до 90 дней. То есть, отгрузив товар, мы вынуждены ждать за него оплату три месяца. Эту нездоровую ситуацию создали иностранные компании.

Когда они заходили в Россию, для них главным было застолбить место на рынке. Прибыль для них не в приоритете. Российские подразделения международных компаний могли себе позволить годами не вылезать из убытков. Все это развратило дистрибьюторов и аптечные сети. Эта проблема стала особенно актуальной после резкого скачка стоимости кредитных ресурсов.

— В связи с этим у вас не появилось планов развивать собственную торговую сеть?

— Нет. Это совсем другой бизнес со своими законами и правилами. Логика его развития отличается от того, чем мы руководствуемся в организации производственного процесса, и аптеки не могут быть его дополнением.

Ряд российских компаний пошли по этому пути. Но мне кажется, это больше амбиции, чем реальный бизнес. Чтобы создать для «Озон Фармацевтики» реальный замкнутый цикл, нужно иметь сеть из 15 тысяч аптек. Такой нет ни у кого в России.

Даже если развернуть такую сеть — тут же встанет вопрос, как ею эффективно управлять. Плюс всегда будет конфликт интересов. Чтобы эффективно развивать сеть, нужно, чтобы все производители находились в одинаковых условиях.

Но у родственного производителя всегда будет соблазн загрузить аптеки своими препаратами в ущерб конкурентам. Что в итоге погубит аптечный проект.

— Насколько острой для «Озон Фармацевтики» является проблема фальсификации его препаратов?

— Думаю, эта проблема в целом надуманна. Да, иногда появляется информация, что вскрыта партия фальсифицированной продукции той или иной компании.

Но, как правило, это следствие недоработок самого производителя, который нанес на упаковку неправильную маркировку или допустил какие-то орфографические ошибки.

В стране существует эффективная система отслеживания лекарственных препаратов, и, если такую упаковку находят, бракуется вся партия. Тогда вся она считается контрафактной продукцией.

У нас, по статистике, под такие санкции попадает 0,1% товара. Но к подделке лекарств это не имеет никакого отношения. Сейчас контрафактную продукцию делать просто невыгодно. Чаще подделывают раскрученные оригинальные бренды, где есть большая добавленная стоимость. А «Озон Фармацевтика» в основном производит дешевые препараты, которые фальсифицировать просто незачем.

Приведу в качестве примера такую страшилку: производители якобы используют вместо настоящих субстанций мел, что удешевляет их стоимость.

Мы в качестве шутки даже рассмотрели вариант: не начать ли выпуск глюконата кальция под торговой маркой «Мел». Так обнаружилось, что себестоимость глюконата меньше, чем если бы мы в реальности использовали мел.

— Насколько сейчас защищены интеллектуальные права на фармрынке? Могут ли новые веяния, связанные со снятием такой защиты на территории России в отношении резидентов недружественных государств, затронуть и вашу отрасль?

— Пока мы находимся в рамках международного признанного патентного права, и это один из краеугольных камней фармрынка.

Безусловно, разрушить патентное право очень соблазнительно. Но если мы получим возможность производить препараты, которые сейчас не имеем права продавать, то рынок сильно изменится.

Наличие патента дает производителю возможность окупить собственные инвестиции в препарат. Это мировая практика. Как только патент заканчивается, на рынок сразу же выводятся аналоги по цене в разы дешевле оригинала. После завершения патента на раскрученный препарат в разы могут упасть и акции его производителя.

— Для «Озон Фармацевтики» это актуальная проблема?

— Нет. Наш ассортимент — это дженерики. У «Озон Фармацевтики» нет оригинальных препаратов.

— Планируете выводить на рынок и оригинальные препараты?

— Чтобы вывести оригинальный препарат, нужно работать на всем мировом фармрынке. Пока наша география более скромная, выводить оригинальный препарат бессмысленно. Надо понимать, что российский рынок — лишь 2% от мирового.

— Разве ваш бизнес ограничивается территорией страны? «Озон Фармацевтика» ведь что-то экспортирует…

— Да, мы поставляем продукцию в ОАЭ, Египет, Камбоджу. Но это капля в море. Благодаря вакцине «Спутник» весь мир узнал, что в России есть фармацевтическая промышленность. Постепенно растет интерес к российским препаратам, завязываются новые бизнес-контакты.

Думаю, дальше доля импортных поставок будет увеличиваться. «Озон Фармацевтика» сейчас активно развивает биотехнологические разработки. Это высокий уровень технической компетенции. Это позволит нам стать не просто фармацевтической, но и биотехнологической компанией.

Вот тогда интерес к «Озону» со стороны зарубежных партнеров, и прежде всего арабского мира, значительно вырастет.

— В условиях постоянного роста бизнеса сталкиваетесь ли вы с проблематикой нехватки кадров? Как ее решаете?

— В группе «Озон Фармацевтика» уже работает более 2200 человек, и проблема кадров действительно существует. Но она носит, скорее, качественный, чем количественный характер.

У нас сложное технологическое производство. Мы вынуждены вкладываться в рост профессионализма новичков, так как понимаем, что найти специалиста с требуемой квалификацией на рынке сложно. Есть свой учебный центр, организовали интересную программу для студентов.

У нас есть договоренности с Самарским медицинским университетом, к нам приезжают ребята из других вузов страны.

Нам повезло, что Тольятти в силу сложившихся обстоятельств — это город, где много технических специалистов, которым мы можем предложить условия работы лучше, чем у них сейчас есть. Один только АвтоВАЗ — кузница кадров, где можно найти любого специалиста.

— Из-за введенных в отношении России санкций на аптечном рынке наблюдался ажиотажный спрос на ряд лекарственных позиций. Насколько вообще обоснованы опасения, что какие-то лекарства исчезнут и станут недоступными для россиян?

— Еще недавно люди активно скупали сахар. Я могу задать вам встречный вопрос: насколько велика вероятность, что исчезнет сахар? Мне кажется, это бред. Панические настроения у потребителей возникают с завидной регулярностью и могут быть вызваны совершенно разными вещами. Уже скупали гречку, туалетную бумагу…

В период ковидных ограничений «Озон Фармацевтика» продала рекордное количество противовирусных препаратов. Большую часть их просто выкинут на помойку после истечения срока годности.

В итоге никакого дефицита не возникло, сейчас все, что сметали с полок, можно свободно купить в магазинах и аптеках. Думаю, кризиса лекарств тоже не будет.

По крайней мере тех, которые сейчас скупают. Есть некоторые лекарства, по которым мы критично зависим от Запада. В основном это оригинальные препараты, которые используют для лечения орфанных, то есть редких заболеваний.

В России проживает более 100 млн человек, а этим заболеваниям подвержены тысячи человек. Вот они попадают в определенную зону риска. Все это со стороны выглядит очень драматично.

В группе риска есть дети со сложными заболеваниями, которым требуются дорогостоящие лекарства. Теоретически мы могли бы производить такие препараты, но они находятся под патентной защитой.

Но, во-первых, это не явление, которое может спровоцировать массовый дефицит.

А во-вторых, ни один из производителей этих препаратов не объявил о том, что отказывается от поставок в Россию. И не думаю, что когда-нибудь прекратит поставки.

Потому что жители тех же европейских стран не поймут подобных действий производителя. Да, русофобия стала мейнстримом на Западе.

Но одно дело — закрыть «Макдоналдс», и совсем другое дело — лишить детей жизненно необходимых им лекарств.

Сейчас фармкомпании занимают здравую позицию и считают, что ограничение поставок аморально. Но все препараты, на которые не распространяется патент, легко могут быть произведены в России.

— «Озон Фармацевтика» готова начать производство таких препаратов?

— Мы уже выпускаем 265 молекул препаратов и имеем право производить около 400. Близкие к нам по масштабам компании имеют ассортимент максимум 150 молекул, а большинство игроков рынка работают с 35-50. Это им надо готовиться. Мы готовы.

Если рынку потребуется, мы готовы наладить производство. По ряду позиций уже его наращиваем. Например, L-тироксин. Российский рынок оценивается в 12 млн упаковок в год.

Мы обеспечивали 1 млн упаковок, а 11 млн — немецкие компании. Сейчас ситуация на рынке изменилась, сильно осложнилась логистика. Плюс масла в огонь подливает истерика, препарат активно скупают.

Мы за месяц отгрузили его столько, сколько раньше за год. Уже использовали сырье и картон, запланированные на будущие периоды.

В апреле готовимся выпустить еще несколько миллионов упаковок. Но я считаю, что это временный всплеск. Немцы утверждают, что не будут ограничивать поставки и привезут все, что планировалось.

— А если немцы все-таки уйдут с рынка?

— Это не так просто. Учитывая, что речь идет о препарате из списка ЖВЛС, они обязаны не менее чем за полгода уведомить о своем уходе Минздрав. Другой вопрос, что у них меняется экономика и себестоимость в рублевом эквиваленте увеличивается.

Но Минздрав занимает здравую позицию, и думаю, что он скорее поднимет разрешенную отпускную цену, чем позволит производителю уйти с рынка.

Поэтому ничего страшного не случится. Уйдут лишь производители малоизвестных препаратов, у которых есть многочисленные аналоги на рынке. Но при необходимости и мы, и другие российские производители готовы заполнить образующиеся ниши.

— Есть ли у вас опасения, что может исчезнуть сырье для производства лекарств?

— Тут риски минимальны. Поставки сырья осуществляются в основном из дружественных нам государств — Китая и Индии. Даже если сырье поставлялось из Европы, оно, как правило, имело азиатское происхождение. В Европе его производить просто невыгодно.

Это если говорить непосредственно о медицинских субстанциях. Но в производстве мы используем и другое сырье. Например, сейчас критическая ситуация сложилась с поставками картона из Финляндии. Это общемировая проблема, а не только российская.

Финны обещают стабилизировать поставки. Сейчас тестируем российский и белорусский картон. Но их производители говорят, что у них нет возможностей удовлетворить все появившиеся заявки.

Мы закупали фольгу в Европе. Конечно, можно найти альтернативу в России. Но для этого потребуется менять технологию нанесения на фольгу краски. Что, в свою очередь, означает необходимость изменений в регистрационном удостоверении препарата.

Согласование в Минздраве займет до полугода. Ведомство обещает сократить сроки. Но пока действующая система не заточена под ситуацию, в которой мы оказались. Риторика правильная, но еще ничего не сделано.

— Не ожидаете ли вы, что на фоне роста патриотизма россияне переключатся с иностранных лекарств на отечественные?

— Патриотизм — это, конечно, хорошо. Но россияне как потребители, надо признать, давно эмоционально привязаны к традиции «любить и хвалить все импортное».

Это, можно сказать, в крови у русского человека со времен Петра. Если он убежден, что на «неметчине» лекарства делают лучше, чем в России, то просто так от них не откажется. Российским компаниям еще предстоит завоевать доверие потребителей. «Озон» зарабатывает себе репутацию на протяжении 18 лет.

А европейским компаниям — сотни лет. Как нам доказать, что мы лучше? Надо просто прожить это время.

Результаты уже налицо. Отношение со стороны врачебного сообщества к «Озон Фармацевтике» диаметрально поменялось с 2009 года.

Раньше нас ругали, говорили, что наше производство чуть ли не сарай, в котором крысы бегают. Мы привезли более тысячи врачей на завод, показывали наше производство, чтобы они своими глазами увидели, что наши производственные технологии не отличаются от лучших иностранных компаний.

Постепенно российским компаниям удается теснить иностранцев с рынка. Но это вопрос не одного дня.

Конечно, нынешняя ситуация пойдет на пользу российской фарме. Думаю, иностранцы ослабят хватку на горле нашего рынка.

И это позволит российским компаниям воспрять, освоить новые технологии, на которые раньше не хватало инвестиций, создать новые производства. Мы смотрим на ситуацию с позитивом.

— Роман Аврусин