“Они не уезжают, они умирают», — глава одного из сельских поселений Самарской области ведет корреспондента «Дела» среди почерневших кособоких домов с небрежно заколоченными окнами. По пути попадаются избы, в которых еще теплится жизнь. Она отчаянно борется за право продолжаться с отсутствием водопровода и газа, асфальтированных дорог, школ и работы.
Перепись 2002 года обнаружила, что от 63 сел Самарской области остались лишь покосившиеся таблички на распутье. За следующие восемь лет исчезли и они, как и еще 26 деревень, а в 84 сельских населенных пунктах, которые посетили переписчики, они не нашли ни одной живой души. В 2010-м готовились сделать последний вздох 138 деревень региона: по официальным данным, жизнь в них поддерживали по десятку жителей. Что с ними стало, станет ясно уже очень скоро.
Нынешней осенью пройдет новая всероссийская перепись населения, которая покажет результаты накрывшей регион волны естественной убыли населения. В 2017 году ее показатель вырос более чем в два раза. Скольких сел и деревень недосчитается регион?
Более трех часов пути отделяет от Самары село Троекуровку Сызранского района Самарской области. Итоги последней переписи сделали этот район лидером по числу сел без населения. Троекуровке, в которой восемь лет назад проживало 17 человек, более трехсот лет. Названием село обязано фамилии своих первых владельцев— дворян Троекуровых. Поселение они основали на старом, мощенном еще булыжником Шигонском тракте, сохранившемся местами до сих пор в пределах сельской территории. С юга Троекуровку укрывает гора, на севере село соседствует с речкой Тишерек. Когда-то тут процветал мукомольный бизнес, действовала система из нескольких мельничных прудов. Сегодня это заросшие камышом болотца, а от мельницы не осталось и камня. Вместо школы возвышается груда ярко-красных битых кирпичей, а ведь не так давно старинное полуразрушенное здание служило своеобразным символом Троекуровки.
За руинами старой школы выстроился ряд потемневших от времени бревенчатых изб. Казалось, вот-вот— и они прилягут друг к дружке на бок, обнимутся и рухнут вниз. Окна выходят на неширокую дорогу, по которой прогуливается невысокий худой мужичок. Завидев редких гостей, он принимает характерную позу на корточках и охотно вступает в диалог, поглядывая на корреспондента «Дела» снизу вверх, сквозь густой сигаретный дым.
«Я, конечно, прописан не здесь, а в поселке Сборно-Симонском,— рассказывает троекуровец,— когда, как теперь говорят, неправильно жили, там было отделение совхоза «Россия». И тут, в этом селе, тоже было очень много людей: и трактористы, и животноводы… А теперь человек пять-семь живет, да и те приезжие. Тишина».
Собеседника «Дела», представившегося Владимиром Парфеновым, тишина не пугает, как и одиночество, и удаленность медицинской помощи, и отсутствие водопровода. «У меня скважина, водопровод мне зачем? Это чтоб государству деньги платить, что ли? Не один я, Васильевна вот приходит. Ей, правда, за 70, но девчонка все-таки,— смеется Парфенов, указывая на соседнюю избу.— Дети на праздники приезжают. Наведывают нас, не бросают». Троекуровец простодушно продолжает надеяться, что и власти их с Васильевной не бросят, уже ведь много лет обещают местным газификацию села.
Еще двух жителей пустынной Троекуровки выдает припаркованный у ворот автомобиль. Хозяевами дома с большим приусадебным участком, засаженным всем, что только может расти, оказались сызранцы, перебравшиеся в село на постоянное проживание. Однако живут муж и жена Нестеровы тем, что продают выращенный урожай на сызранских рынках. По их словам, без вылазок в город тут не выживешь.
«Здесь ни магазинов, ни врача нет,— сетует Александр Нестеров.— Помните, был период, когда началась газификация деревень? Прокачали трубу, она там уже под давлением, а ни один дом не подключен. Отписка есть, что в деревню газ завели. В XXI веке топимся дровами». Тем не менее возвращаться в город Нестеровы не собираются. «Здесь тихо, хорошо. А жаворонки, а уткиИногда лебеди подплывают почти к самому забору— они здесь гнездятся. Кабанов, лис полно, рыбалка, грибы-ягоды…»— утешает себя новоявленный сельчанин.
Уже некому наслаждаться тишиной и единением с природой в селе Бутырки того же Сызранского района. О том, что когда-то здесь была жизнь, напоминает лишь одиноко стоящая на отшибе телефонная будка. Колхозы «Динамо» и «Победитель», в которых работали сельчане, ликвидированы. Большинство домов снесено. В 2010 году здесь не осталось никого. Слабые признаки жизни можно обнаружить в окрестностях Бутырок только летом благодаря редким дачникам и двум действующим скважинам, из которых добывают воду для Сызрани.
Никаких шансов на выживание не было у поселка Верхний Ключ Клявлинского районаего обошла стороной газификация, от ближайшего медпункта, магазина или почты село отделяет 5 км бездорожья. В начале прошлого века крестьяне-чуваши, выходцы из деревни Зеленый Ключ, потянулись к лесам— так проще было заготавливать топливо и осваивать новые более плодородные земли, где и основали Верхний Ключ. В 1950-е годы в поселке насчитывалось 200 жителей и 50 хозяйств. Спустя 30 лет осталось 29 человек, в начале двухтысячных— 16, в 2007 году поселок умер вместе с последним жителем.
Похожая судьба у соседнего поселка Северный. В середине прошлого века в нем было более 100 жителей, работала животноводческая ферма: откармливали молодняк крупного рогатого скота, содержали дойное стадо. Теоретически поселок мог выжить— к 1992 году там проживало 43 человека. В начале двухтысячных люди ждали газификации, однако не случилось. Действовавшие в населенном пункте хозяйства развалились, 2011 год Северный встретил в составе 15 человек, а вскоре и вовсе опустел.
Такая судьба постигла многие деревни Самарской области. Почему?
«Нет перспектив у населения! Работы нет! Что у нас здесь могут открыть? Я не представляю! Наоборот, школу могут закрыть! Нет детей. Нет педагогов, все пенсионного возраста. У нас даже водопровода нет! Мы ждем много лет, водопровод могли давно закончить, а…»— тяжелый вздох прерывает эмоциональный спич служащей администрации сельского поселения Тайдаково Натальи Ильмендеровой.
Поселение расположилось в 190 км от Самары в Шигонском районе, продемонстрировавшем рекордное снижение численности населения в период между двумя переписями, 2002 и 2010 года,— свыше 10%. В поселение входят села Климовка и Тайдаково, деревни Левашовка и Ольгино. Все население Ольгина— менее 20 человек. Четыре года назад Тайдакову посчастливилось попасть в партийный проект «ЕР» «Чистая вода». Его целью называли «повышение качества централизованного водоснабжения до уровня, достигнутого западноевропейскими странами». Однако потягаться с Европой пока не удается.
Тайдаковцы черпают живительную влагу из личных колодцев. Поселение цепляется за жизнь, привлекая дачников нехитро отремонтированными дорогами. «У нас идет ощебенение, выделяются в бюджете какие-то деньги. Если все-таки будет мост и легко будет добраться до города, то, может быть, люди останутся»,— надеется Наталья Ильмендерова. Сбудутся ли ее надежды— неизвестно.
«Рождаемости нет, человека четыре, может, в год родится, а умирает человек по 9-10. В пяти поселках нашего поселения на 1 января этого года зарегистрировано 592 человека, из них по факту проживает от силы сотня. В Моисеевке на зиму остается одна старушка, летом пара дачников приезжает. А скоро вообще никого не будет»,— рассказывает «Делу» Елена Платонова, глава сельского поселения Большая Константиновка, что в Кошкинском районе в 140 км от Самары. Судя по всему, не досчитается Большая Константиновка в ближайшем будущем не только Моисеевки, но и еще одного входящего в сельское поселение села— Алексеевки. Из 64 прописанных в ней человек 38— пенсионеры.
По данным Самарастата, в прошлом году рождаемость снизилась в 26 из 27 муниципальных районов области. Лишь в Камышлинском районе в 2017 году на свет появилось на 13 младенцев больше, чем в году предыдущем. Тенденция снижения рождаемости устойчива на протяжении последних трех лет в 13 сельских районах. Смертность в 2017-м по сравнению с 2016 годом выросла в 11 районах региона. В Кинель-Черкасском и Шенталинском районах с 2015 года умирает все больше людей, а рождается все меньше.
Естественная убыль населения в 2017 году наблюдалась во всех муниципальных районах региона. Причем 25 из них демонстрируют отрицательный показатель третий год подряд.
«Снижение рождаемости в ближайшие годы неизбежно»,— констатирует доцент кафедры социологии социальной сферы и демографии Самарского университета Бэла Никитина. Федеральные эксперты наблюдают аналогичную ситуацию во всех регионах страны.
«За 2016 год сельское население сократилось на 115,3 тыс. человек и составило на начало 2017 года 37,8 млн человек. В 2015-2016 гг. ведущим фактором сокращения численности сельского населения стал отрицательный естественный прирост»,— констатируется в научном отчете Всероссийского института аграрных проблем и информатики имени А.А. Никонова «О состоянии сельских территорий в Российской Федерации в 2016 году». По утверждениям ученых, в этот период наиболее серьезными темпами сокращалось сельское население в Приволжском, Дальневосточном и Уральском федеральных округах. Не изменилась численность сельчан только в Южном, а увеличилась лишь в Северо-Кавказском федеральном округе.
Демографы утверждают, что регулировать одномоментно рождаемость и смертность невозможно. На эти показатели влияют три фундаментальных фактора.
Первый— это стадия развития общества, которая отражается на положении женщины. В России гендерная революция произошла еще в советский период.
«Женщины давно вышли из состояния «рожальных машин», они занимаются карьерой, искусством, наукой, спортом, а если рожают, то посвящают детям очень много времени, поэтому не хотят иметь большие семьи, чтобы хватило внимания и энергии на всех»,— говорит Бэла Никитина.
Второй фактор— это возрастная структура, которая в России имеет волнообразный характер. Сейчас в период фертильной активности вступают возрастные группы малочисленной волны— последствия неспокойных 90-х годов. Третий фактор— влияние активной пронатальной политики.
«На российское население активно действовал материнский капитал, подгоняющий рождаемость, так как люди побаивались окончания выплат,— размышляет Никитина.— Сейчас уже начинает действовать демографический закон компенсации: форсированная рождаемость в предшествующий период истощает потенциал рождаемости на последующее время. Кроме того, патриотический подъем последнего времени, лозунги о величии России также могли спровоцировать повышение рождаемости, однако после стадии деторождения приходит стадия воспитания, тяжесть которой понижает привлекательность повышения рождаемости».
Придать новый импульс теоретически могут инициативы российских властей относительно выплат в размере прожиточного минимума за рождение первого ребенка. В депрессивных районах они способны стать хорошим стимулом для женщин, имеющих проблемы с трудоустройством. Но станут ли на самом деле— пока вопрос.
«Что такое депрессивный район?— рассуждает соучредитель Фонда социальных исследований, заведующий кафедрой социологии СГЭУ Владимир Звоновский.— Это когда сходятся две тенденции— и естественная убыль, и отрицательное миграционное сальдо. За исключением крупных мегаполисов такое сейчас наблюдается практически везде. Серьезную роль тут играет удаленность населенных пунктов от более развитых городов. Отсюда— падение плотности населения, а значит, менее развитая транспортная связь».
В Самарской области коэффициент миграционного прироста и убыли по результатам 2017 года отрицателен по 18 муниципальным районам. Исключение составляют только девять районов: Алексеевский, Богатовский, Волжский, Кинельский, Кинель-Черкасский, Красноярский, Сергиевский, Ставропольский и Хворостянский. И только в четырех из них миграционный прирост зафиксирован на протяжении нескольких лет. Что же остальные?
«Выезд из сельских населенных пунктов в города— тенденция давно известная, устойчивая. Вряд ли она может существенно измениться. Миграционный прирост, например в Волжском районе, объясняется лишь тем, что люди перебираются в более крупные населенные пункты»,— поясняет статистическую картину Владимир Звоновский.
Меньше всего, по словам социолога, страдают те деревни и села, которые могут похвастаться устойчивой связью с крупным мегаполисом в виде автодороги или электрички, либо те, где реализуются крупные инвестиционные проекты. Таких, увы, не много. Кроме того, печальную статистику опустения сельских районов Самарской области из-за естественной убыли или миграционного оттока формирует отсутствие в распоряжении многих населенных пунктов каких-то значимых внутренних ресурсов, которые бы «притягивали» обывателей и предпринимателей. Далеко не везде есть национальный парк или месторождение нефти.
Среди обездоленных— умирающая всего в 70 километрах от Самары деревня с названием, звучащим издевкой— Идея Березовского сельского поселения самого малонаселенного района области— Елховского. Из зарегистрированных в Идее 24 человек круглогодично в поселке живут лишь восемь.
«Будет только хуже. У нас непролазная грязь, за 20 лет нам ни рубля не выделено из бюджета области на строительство дорог»,— переживает глава сельского поселения Елена Кулаева.
Демографическая ситуация будет только ухудшаться, признала недавно в одном из своих интервью врио министра социально-демографической и семейной политики Самарской области Марина Антимонова. По ее мнению, нам придется открывать границы и приглашать мигрантов по примеру Европы. Вымирание или замена коренного населения выходцами из бывших советских республик— что хуже? Увы, даже на этот непростой вопрос некоторым самарским селам уже не придется отвечать.
Например, ни мигранты, ни демографические волны уже не помогут поселку Репринцево в сельском поселении Черный Ключ Клявлинского района Самарской области. Он появился на свет еще в начале XIX века. Отцом-основателем поселка стал потомственный польский дворянин Александр Дурасов, который переселил своих крестьян из Курской области близ уже имевшегося в Самарской губернии села Степное Дурасово.
«В 60-80-е годы жизнь в поселке кипела, имелись рабочие руки, конный двор, в летнее время откармливали молодняк КРС. В поселке был магазин»,— рассказывается на сайте администрации района.
К переломным 90-м в Репринцеве насчитывалось около 60 человек, в январе 2011-го… всего четыре живых души. По данным администрации района, в 2016 году отсутствие каких бы то ни было внутренних ресурсов, газификации и дорог добило поселок, он стал безжизненным.
Районные и поселковые администрации вслух о вымирающих деревнях стараются не говорить. Они бодро рапортуют о том, что все хорошо. Сведения о снижении численности постоянного населения публикуют единичные представители власти на селе. По ним несложно предсказать скорую гибель целого ряда деревень.
Например, в Ставропольском районе на январь 2018 года малочисленными значатся села Пески, Лбище, Красная Дубрава, Аскулы и поселок Новая Васильевка. В них проживают от 8 до 23 человек.
В Безенчукском районе раскрыли данные 2017 года. Так, в сельском поселении Купино малонаселенной оказалась деревня Новокиевка— в ней осталось всего 14 человек. В селах Калиновка и Нижнеоброчино (сельское поселение Натальино) и вовсе три и два человека соответственно. В поселке Победа (сельское поселение Прибой) оставался последний житель. Живы ли эти люди и их малая Родина до сих пор? Выяснить не удалось.
Нельзя вычеркнуть из списка «вымирающих» даже те сельские поселения, где по официальным данным проживают тысячи человек. Например, в сельском поселении Озерки, что в 200 км от областной столицы, к началу текущего года было прописано 1067 душ. На поверку окажутся «живыми» чуть больше 300 из них. Из девяти сел, входящих в состав Озерков, четыре уже мертвы.
«В Криозерихе вообще никого и ничего нет, как и в Калиновом Кусте, и в Шихане. В Покровку только дачники приезжают, она опустела лет пять назад. В Шихане и Калиновом Кусте даже не помню, когда был кто живой»,— рассказывает «Делу» глава поселения Лариса Панина.
«Но когда-то это чем-то закончится, наверное… Если не будет сельского населения, кто будет кормить-то город? Санкции же вводят всякие…»— неуверенно предполагает сельская глава.
Пример Озерков объясняет, каким образом не изменилось количество населенных пунктов в большинстве поселений муниципальных районов Самарской области. О сохранности всех существовавших в 2010 году сел и деревень заявили «Делу» и в администрации Челно-Вершинского района, на территории которого расположены Озерки со своими «не списанными пока» селениями. То же утверждают в Алексеевском, Большечерниговском, Камышлинском, Хворостянском, Ставропольском, Приволжском, Большеглушицком и Кинельском районах, уверяя «Дело», что и в ближайшем будущем ни один населенный пункт не будет потерян. От администраций остальных районов на момент сдачи номера в печать получить ответ не удалось.
Каким образом выживали и будут продолжать жить села, где восемь лет назад оставалось менее 50 человек (таких было более 200), сельчане не пояснили. Новые реалии в работу администраций всех уровней внесет ближайшая всеобщая перепись населения. Ее планируют провести осенью 2018 года. После публикации итогов вновь заведут разговор о проблеме вымирания самарских деревень. Поговорят и забудут еще на восемь лет.
Может быть, кто-то доживет?
— Ксения Частова
2024 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
