Для улучшения вашего пользовательского опыта мы используем файлы cookie. Узнать больше
Как оценивают свой результат в самой «Единой России» и в чем видят причины более низких результатов, чем пять лет назад? О чем свидетельствует высокий, хоть и не победный результат Ирины Долгополовой? Почему проиграл Игорь Станкевич? И чего теперь ждать от «Новых людей» и партийной системы в целом? На эти и другие вопросы в интервью «Самарскому Обозрению» ответил советник губернатора Самарской области, первый заместитель секретаря самарского регионального отделения партии «Единая Россия» Виктор Кузнецов.
— Результат «Единой России» на этих выборах оказался явно скромнее, чем на предыдущих. С чем вы это связываете? Были ли предпосылки к этому и к тому, что коммунисты выстрелят заметно сильнее в минувшей кампании?
— Предпосылки, безусловно, были. Первая — «Единой России» три года назад пришлось идти на крайне непопулярные меры. Мы понимали тогда тяжесть этого решения, но дефицит Пенсионного фонда к 2020 году складывался уже в районе 3 трлн рублей по стране.
Выбор, что делать, стоял между тремя вариантами, и все три были плохие. Первый — увеличивать налоги, причем резко, в разы повышать единые социальные выплаты и тем самым убить экономику. Второй вариант — запустить печатный станок. Третий — поднять пенсионный возраст.
Было выбрано третье решение — как и везде в мире. И везде получилось так, что партии, принимавшие это решение, на следующих выборах проваливались, причем в жесткой форме.
Это происходило в 1990-х годах в странах Восточной Европы, где пенсионный возраст был резко повышен. После этого к власти пришли коммунисты и неокоммунисты, которые выступали против, но отменить они ничего смогли. Год-два правили.
Потом их с треском выгнали, потому что они оказались экономически неэффективными, и тема коммунизма в Восточной Европе была закрыта насовсем. Сейчас там нет партий, которые называют себя коммунистическими.
У нас в те годы даже реформаторы типа Гайдара и Чубайса не решились на такой шаг — из-за политической неустойчивости.
Три года назад «Единая Россия» вынуждена была все-таки пойти на эти непопулярные меры. И тем не менее выстояла.
Результат по стране у партии теперь 49,8%. Пять лет назад было 54,2%.
Я думаю, что в нынешних условиях это идеальный результат. Не было бы никаких национальных проектов, если бы мы тогда не пошли на это решение.
А процент коммунистов в нынешних условиях я не считаю успехом. Извините, на гребне такой волны получить порядка 20%?
— Вы назвали макроэкономические причины полученных результатов. Были ли какие-то специфические региональные? Как в целом оцениваете результат региона?
— Мы получили по Самарской области 44,3%, пять лет назад — 50,8%. Если сравнивать с общероссийскими показателями, то в 2011 году наш был ниже на 7%, в 2016-м — на 3%, в этот раз — на 5%. Такие колебания от общего по стране у нас всегда были и всегда будут.
По одной простой причине: тяжелее всего «Единой России» всегда приходится в мегаполисах. Для любой партии власти это значимый фактор: люди, живущие в мегаполисах, как правило, более критичны по отношению к власти.
А у нас даже по официальной статистике в городах проживает 85% населения, фактически же — давно уже за 90%. Примерно треть сельских избирателей, прежде всего молодежь, прописаны в деревне, а живут в городе.
В «Крутых Ключах», например, где прописано 12 тысяч человек, реально живет 50 тысяч. То же самое — «Южный город». Фактически он уже часть города, а номинально — сельское население. В этих условиях общепартийный результат, на мой взгляд, получился оптимальный.
— Как получилось, что на этих выборах 2 из 5 одномандатных округов Госдумы ушли КПРФ?
— Победа в Тольятти Калашникова — тоже не выдающийся результат. Он, конечно, повысил свой статус внутри КПРФ, победив по одномандатному округу.
Но выиграть у 20-летней девушки, которая прежде никогда политикой не занималась, — не самый большой подвиг для члена центрального руководства КПРФ.
(Кандидат от «ЕР» Ирина Долгополова набрала 43 644 голосов в Тольяттинском округе №159, заняв второе место среди 11 кандидатов, депутат Госдумы от КПРФ Леонид Калашников — 77 988. — Прим. ред.) У Ирины Долгополовой — очень приличный результат, притом что «Единая Россия» в данном случае ставила эксперимент. И думаю, в целом он вышел удачным.
Мы попробовали и плюсы, и минусы ведения кампании с новыми людьми, не адаптированными к политике. Где-то набили шишек, которые в будущем нужно будет учитывать.
Например, Ирину нельзя было вести, как всех остальных единороссов. Когда поначалу именно так мы и делали, ее рейтинг составлял 7-9%.
Потом, когда начались яркие «тусы», когда она стала не только волонтером, но и журналисткой, ее амплуа стало отличаться от традиционного для единороссов, — тогда ее рейтинг пошел в гору. Нужно было играть на ее индивидуальности и на том, что востребовано, понятно и органично на нее ложится. Потому что сидение в президиумах — точно не ее формат. Возможно, пойди мы по этому пути немного раньше, ее результат был бы в итоге еще выше.
— А что вы скажете про победу Михаила Матвеева в 162-м Промышленном округе?
— Я вижу два фактора, которые способствовали его победе. Первый — у «Единой России» уже в ходе избирательной кампании произошла смена кандидата, причем на достаточно поздней стадии. Из-за этого получилось, что штаб Игоря Станкевича был сформирован достаточно поздно: только в 20-х числах июля.
Смена кандидата в целом сыграла однозначно негативную роль для нас в этом округе. Если бы по Промышленному пошел Милеев — при всем том негативе, который против него поднимал тот же Матвеев, — то, уверен, результат был бы иной.
И доказательством этого являются итоги выборов в губернскую думу в Кировском районе, где Милеев победил с большим отрывом. Александр Владиленович готовился к этим выборам заранее, за год с лишним.
Второй фактор — ведение кампании без самого кандидата. 30 июля у Игоря Станкевича диагностировали коронавирус. Из госпиталя он вышел только 5 или 6 сентября. Штаб пытался работать без него, и это оказалось не очень эффективно.
А Михаил Николаевич Матвеев, по моему глубокому убеждению, очень крепко потерял на том, что начал активно использовать чернуху против Станкевича.
Азы любой политтехнологии — чернуха не ведет к повышению рейтинга того, кто ее использует. Она ведет к тому, что падает явка. Люди разочаровываются в выборах вообще и не идут на них.
Если посмотреть внутри Самары, то явка в Советском и Промышленном районах была существенно ниже, чем во всех остальных районах города, потому что именно там Михаил Николаевич бомбардировал людей чернухой. В результате он выиграл с отрывом всего в 1%.
— Матвеев убежден, что у него голосов было бы больше, если бы не различные события в ходе подсчета голосов.
— Это не так. Экзитполы, которые вел Михаил Николаевич, показывали, что у него был разрыв в 10-15% только в последний день голосования.
Я вел экзитполы все три дня и знаю, что в первые два дня все было наоборот. В первый день вообще было двукратное преимущество у Станкевича, во второй день — поменьше. И только в третий день возник перевес у Матвеева.
Так что, по моим данным, разрыв был плюс-минус 3% всего. Станкевич и Матвеев шли ноздря в ноздрю, и официальные результаты это подтвердили.
И везде работали камеры. Берите, смотрите! Проигравшие всегда кричат. Матвеев просто начал кричать раньше времени.
Еще выборы не начались, а он уже позвал людей на митинг протеста. Протеста против чего? Но я думаю, его эйфория пройдет, и достаточно быстро. Москва умеет обламывать.
— Прежде у нас Тольятти в основном считался «красным» городом. А на этих выборах кандидаты от КПРФ оказались избраны от Самары и Новокуйбышевска. В некоторых округах партия потеряла по 20% избирателей. Из-за чего это произошло?
— Были провалы, которые еще нужно изучать. Однозначный провал, на мой взгляд, — ситуация в Новокуйбышевске. Почему? Нужно разбираться.
— Насколько сильно, на ваш взгляд, влияло на эту кампанию «умное голосование»? Некоторые уверены, что именно оно способствовало тому, что КПРФ получила более высокий результат, чем на прошлых выборах.
— Это чушь. Извините, но когда мне говорят голосовать за какого-то непонятного субъекта, без понимания, кто он и откуда, это не вызывает доверия. Если это «умное голосование», то оно должно быть и рассчитано на умных людей. А в данном случае — на каких-то дурачков.
— В прошлом интервью «Самарскому Обозрению» вы говорили, что умение пользоваться технологиями становится одним из факторов успеха на выборах. Можно ли сказать, что этот фактор стал одним из решающих для преодоления 5-процентного барьера партией «Новые люди»?
— У них просто очень удачное название. И все.
Я знаю массу людей, которые просили: покажите нам хотя бы одного из этих «новых людей», живьем бы их посмотреть. Я и сам их долго искал.
Потом мне сначала один такой попался на дебатах. Молодой, амбициозный человек. Но никаких новых подходов от него на дебатах я не услышал.
С идеями там туго, да и людей кот наплакал. У них есть название, есть регистрационные данные, только людей там нет. А тех, кто может что-то сказать и сделать, вообще не наблюдается ни разу.
Кстати, когда «Единая Россия» выдвигала Ирину Долгополову, мы чувствовали, что есть запрос на новых людей. И она в любом случае получила не только больше любого из «Новых людей», но и всех их вместе взятых.
— Можно ли говорить, что эти выборы все-таки заметно изменили партийный ландшафт и дальше он будет меняться еще сильнее: условно говоря, совсем исчезнут эсеры и либерал-демократы, умрут «Яблоко» и «Гражданская платформа», а, например, «Новые люди» с «пенсионерами» — опять же условно — будут укреплять свои позиции?
— Я думаю, мы постепенно уходим от мультипартийной системы. У нас пока еще избирательный бюллетень достаточно длинный — в нем около 15 названий партий. А я помню, когда их в списке было 83! Возможно, мы придем к формированию двух- или, может быть, трехпартийной системы.
Сколько времени это может занять? С тех пор как у нас начала работать многопартийная система, прошло 27 лет. В Америке этот процесс занял порядка 80 лет, во Франции — около 50 лет. Лет через 10-20, думаю, и у нас будет относительно устойчивая стабильная партийная система, не привязанная к отдельным личностям.
У «Единой России» сейчас имидж, который устойчив безотносительно к персоналиям: люди меняются, а сформированный бренд остается.
Где второй центр тяготения для формирования новой партийной системы? КПРФ имеет определенный бренд, не привязанный уже к Геннадию Андреевичу Зюганову. Но внутренние разборки в партии, где все хотят быть великими, в состоянии обрушить эту партию вообще.
ЛДПР на этих выборах, конечно, серьезно проиграли. Владимир Вольфович сейчас не в форме, видимо, а без него такой партии нет.
«Справедливая Россия» перед выборами объединилась с другими партиями, а больше прежнего в итоге они не получили. И если раньше туда шли все те, кого не брали в «Единую Россию», то теперь там оказались еще и те, кого не берут в КПРФ.
«Новые люди» выстрелили перед выборами. Что будет дальше? Если они ничего не покажут — а при существующем раскладе я сомневаюсь, что они покажут что-либо внятное, — это будет партия-мотылек: на неделю засветился и погас…
— Людмила Николаева
2025 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены