Геннадий Бурбулис был одним из тех руководителей государства в смутное время 1991 года, кто стоял у истоков выбора самых первых представителей будущего губернаторского корпуса новой России.
«Выбирали на ощупь», — признается он сегодня. Первый и единственный в новейшей истории страны государственный секретарь РФ, Бурбулис поддержал тогда Титова.
Какими были поиски идентичной региональной власти тогда, во что все превратилось сегодня и почему нынешние губернаторы-технократы — это люди вне памяти, — Геннадий Бурбулис рассказал «Делу».
— При вас сформировалась первая плеяда региональных руководителей России. Назовите ее хорошие и плохие отличительные черты.
— Интересный вопрос. И сложный по своей задаче в рамках культуры памяти. Культурой памяти я называю все, что касается сегодня наших глубоких личных переживаний за ту атмосферу в обществе, стране и государстве, что существовала тогда, и за наши затянувшиеся бесконечно проблемы и трудности сегодня, основная фундаментальная причина которых — наивная, опасная реставрационная политика.
Я это все называю «постимперский синдром». Это тяжелое заболевание — где конъюнктурная, где наивная попытка восстановить державность и имперскость в затяжных спорах, конфликтах, противостояниях и мучительном поиске надежных соратников по всему периметру современного глобального мира. Поэтому сам этот ваш вопрос мне дорог и интересен.
У нас было три периода творческого кадрового самообеспечения. Российская Федерация формировалась в том жизненном пространстве, которое я называл «минное поле безвластия». И есть целый ряд глубинных матриц, очень характерных для того, чтобы понять — в каких исторических условиях и с какими вызовами мы тогда имели дело.
У нас на самом деле было три кадровых призыва.
Первый — когда в марте 1989 года были объявлены выборы народных депутатов СССР, и мы — та плеяда двух поколений «шестидесятников» и, скажем так, «восьмидесятников» — шли на эти выборы с энтузиазмом и колоссальным творческим порывом и с какой-то беззастенчивой романтической верой в то, что сейчас вместе с нами страна преобразится и мы обеспечим эволюционную трансформацию от советской империи в новое качество жизни власти и управления.
У нас на съезде народных депутатов СССР была своя уральская депутатская группа, мы быстро объединились с московской депутатской группой и затем с частью депутатов от российских регионов, составив межрегиональную депутатскую группу. Я об этом говорю принципиально, потому что большинство наших соратников из этого первого набора 1989 года потом стали кадровым активом в России.
Второй призыв — выборы съезда народных депутатов РСФСР. Наша стратегия выражалась в том, чтобы завоевать большинство на этом съезде и постараться избрать Бориса Николаевича главой республики. И реализовать уже внутри российского жизненного пространства те идеи и идеалы, которые мы уже тогда для себя сформировали и отстаивать которые было очень трудно в этом болотистом пространстве съезда.
И, наконец, третий призыв, когда вопреки всем усилиям наших оппонентов на съезде народных депутатов РСФСР, использовав референдум, который Лукьянов и Горбачев задумали 17 марта, мы провели через съезд решение о проведении внутреннего российского референдума о введении президентства в РСФСР.
Мы получили поддержку большинства населения и приняли долгожданный закон о президентстве и его реализовали. 12 июня 1991 года появился первый в 1000-летней истории России свободный избранный глава государства — Борис Ельцин, и мы начали формировать нашу стратегию.
В итоге всего этого, конечно, появились две новые и самые сложные задачи: понять, что делать, и понять, кто это будет делать.
И как зазор между целью и между исполнителями — творческими, переполненными энтузиазмом все изменить людьми, — как этот зазор заполнить.
Вместе с тем было два периода в формировании региональной системы власти в стране. Первый — это назначение представителей президента, абсолютное большинство которых стали потом главами территорий. С одной стороны, формирование новых кадров шло на ощупь или, точнее сказать, глаза в глаза — через личные контакты и знакомства.
С другой стороны, поскольку эта работа в основном лежала на мне — государственном секретаре, — я столкнулся — и был этому несказанно рад — с тем, что появились новые отчаянные личности, которые сами себя делегировали, сами себя предлагали.
— Непростая ситуация.
— Мы с Борисом Николаевичем оказались в сложной ситуации. С одной стороны, энтузиазм надо поддерживать, а с другой — как бы не попасть на легковесных самозванцев и не доверить им представлять персонально президента на территориях страны, в глубинке, говоря поэтическим языком.
Никаких механизмов контроля, кроме самоконтроля и человеческих оценок, у нас еще не существовало. Так что были и блестящие попадания, были ошибки и заблуждения, было злоупотребление нашим доверием, а был и настоящий творческий энтузиазм.
Сейчас на дистанции этого тридцатилетия можно сказать, что в конечном счете нам удалось выстроить новую российскую государственность через региональных руководителей в данном случае. И это была заслуга тех людей, которые тогда откликнулись и взяли на себя ответственность.
— Самарская область в поле вашего внимания в отношении выбора руководителя представляла какой-то интерес?
— Конечно. Самара позиционно представляет собой сердце России и ее жизненно важные органы и по коммуникациям, и по истории своей. У нас были в Самаре яркие личности — тот же Каданников, тот же Титов. Новым для меня человеком из Самары стал Олег Сысуев, сегодня мой друг, соратник и сподвижник.
— Вы упомянули, что в большинстве регионов представители президента стали руководителями регионов. В Самарской области произошло не так. Губернатором стал тоже политик новой волны — глава Самарского городского совета народных депутатов Константин Титов. Представитель президента, Антон Федоров, сегодня один из руководителей Администрации Президента РФ, остался при этом на своем посту. Для Титова решающим моментом в политической карьере — по крайней мере, так это выглядит со стороны — стало решение не поддерживать ГКЧП. Этого тогда было достаточно, чтобы стать губернатором?
— Напрасно вы так, может быть, иронизируете: мол, не поддержал ГКЧП и получил сразу такую большую медаль за заслуги. Это совершенно не случайный сюжет и поступок. Для нас он был реальным критерием, потому что очень многие регионы поддержали ГКЧП. Это до сих пор тот исторический факт, который в той или иной мере не осознан.
Абсолютное большинство национальных республик поддержали ГКЧП, — кто явно, поджидая расправы с нами и с Ельциным, кто в силу иных качеств — скрыто.
Поэтому это была очень важная характеристика.
Но я могу сказать, что мы не ошиблись, назначая Титова. Мы получили энергичного, вдумчивого, хорошо лавирующего между прошлым и будущим, между старыми и новыми управленцами политика, который обладал безусловными талантами и способностями и состоялся как один из ведущих руководителей базовых регионов в этот сложный и трудный период.
— Насколько вам нравится нынешний губернаторский корпус России? Много молодых, энергичных технократов. Новые лица. Не знаю, правда, какой по счету это уже призыв, но какие его ключевые характеристики вы бы отметили?
— На самом деле я не знаю, как описать нынешний губернаторский корпус. То ли это технократы, то ли новое поколение выпускников специальных программ подготовки, где нужно прыгать со скалы, то ли прихлебатели, которые получают регионы как «на кормление». Мне все это очень не нравится. Надо обновлять? Конечно, надо. Новое поколение может быть профессиональнее? Конечно, может. Достаточно этого, чтобы управлять конкретной территорией? Конечно, нет.
Технократ — это человек вне памяти, это человек вне духовного погружения в пространство региона, где он получает такие полномочия.
У меня вообще была мечта, чтобы любой назначенец на пост главы территории должен был сдавать два экзамена: так называемое краеведение и знание российской Конституции. Он должен соотносить масштаб конституционных полномочий, которые ему делегируют, и трепетно, вдумчиво, тонко ориентироваться в том, прежде всего, человеческом и историческом пространстве, где он работает.
— То есть для вас технократ — это, в общем, негативная характеристика человека в региональной власти?
— Это вопрос, на мой взгляд, сущностный, и проблема может быть глубже, чем она видится на первый взгляд. Дело в том, что система федерального, регионального и муниципального управления находится в конституционном параличе.
Болезнь уже глубоко запущена и метастазы проявляются в публичном виде.
Технократ воспринимается как человек образованный и профессионально подготовленный, у которого нет симпатий и антипатий ни в политическом спектре, ни в идеологическом. Это большая мистификация.
Сегодня под технократами понимают назначенцев, которые прямо или опосредованно взяли обязательства умело решать проблемы региона, не переходя дозволенную черту. Не занимаясь никакими идейными, мировоззренческими, нравственно-духовными самоопределениями. Дороги ремонтирую, дома строю, в политику не лезу.
И вот это «не лезу в политику» является пропуском в карьеру и билетом на получение каких-то преференций в Кремле.
— Это плохо?
— Это очень плохо.
— Была ли какая-то целесообразность в том, что губернаторский корпус самой системой назначений отодвинули от сложившейся практики сращивания власти на местах с местными группами влияния? Пожертвовали какими-то демократическими процедурами в пользу большей управляемости и эффективности.
— Если вы считаете, что кремлевский назначенец-технократ избавляет регион от зависимости от олигархических групп своей нейтральной бескорыстной работой, то вы рискуете оказаться в плену романтических представлений.
Сегодня невозможно работать, не считаясь с групповыми интересами на территории. Хотя, конечно, я не имею в виду банальное «ты — мне, я — тебе». Речь тут должна идти о совместной работе. Истина, как всегда, будет где-то посередине. Многое, конечно, зависит и от конкретной личности.
— Вы можете оценить плюсы и минусы фактического отказа от выборов губернаторов в России?
— Мы с вами знаем причины того, почему выборы опаснее назначения. Угроза появления случайных людей во власти, купля-продажа постов, группы влияния, которые маскируются выборами, чтобы обеспечить себе контроль над территорией. Немаловажны угрозы безопасности: и террористические, и идеологические. С точки зрения организационно-ситуативной я бы принял эти аргументы и практику.
Но остается вопрос: а как же быть с людьми, с населением, жителями территорий? У нас огромная страна, целая «страна миров» по определению Михаила Гефтера. Как раз для того, чтобы эта «страна миров» не обезличилась до самоопустошения, идея возврата к выборам не просто конституционно обеспечена, но и более жизненна и конструктивна.
— Беседовал Андрей Гаврюшенко
2025 © «Обозрение». Все права на материалы, опубликованные на портале OBOZ.INFO, защищены
