Продолжение.
Начало ↓
Константин Титов: «Злейшим врагом был Хрущев». Часть 1
Главное политуправление Красной армии, наркомат Кагановича, враг народа, Хрущев, Мурысев, комсомол, академия внешней торговли, «губернатор Бахмуров», Немцов, Сысуев, Тархов, Авен
«Березовский в испуге обратно в самолет»
— Какие отношения у вас были с Борисом Березовским, стремительное обогащение которого в начале 90-х было связано с АвтоВАЗом и, соответственно, Самарской областью?
— Я избегал отношений с ним. Он был, конечно, влиятельный человек в какое-то время, но сегодня ты ему нравишься, а завтра — нет. От таких людей лучше держаться подальше.
— Можете все же объяснить, зачем вы пошли на скандальную сделку с акциями «ЛогоВАЗа», в связи с которой вас в 2000-х мучали обвинениями, подозрениями и допросами в Генпрокуратуре?
— Эту сделку мы обсуждали в те годы очень долго. Нужно понимать, что АвтоВАЗ был тогда на грани банкротства. Стоял вопрос о том, что фактически завод будет остановлен и десятки тысяч людей останутся без работы. Кроме того, любая стадия дела о банкротстве грозила ВАЗу расчетами с поставщиками по предоплате.
Ситуация была критическая. Некоторые на федеральном уровне прямо лоббировали идею о банкротстве автозавода. Уже обсуждалась схема его продажи KIA. Но мы были против. Мы решили, что схема с «ЛогоВАЗом» позволит нам получить достаточно серьезную передышку.
Мы, конечно, знали и даже обсуждали это с Каданниковым, что Березовский собирается покупать «ОРТ». И, кстати, когда он купил Первый канал, он мог сразу погасить долг перед нами, там было всего $2 млн. Для него это были не деньги. Я ему два раза предлагал, но потом понял, что это бесполезно.
…Один раз Березовский приезжал к Каданникову в Тольятти, отношения у них тогда были напряженными, кажется, они поссорились и Березовский чего-то опасался. Он позвонил мне, попросил охрану.
Я набрал начальника областного УВД Глухова, сказал ему обеспечить «по полной». Выполнили. Прилетает на своем самолете Березовский, спускается по трапу, а на взлетной полосе с двух сторон автоматчики в форме, как теперь говорят, «космонавтов». Березовский в испуге обратно в самолет, звонит мне, я говорю, не переживайте, вы же сами просили охрану.
— Почему вам не удавалось выбить для АвтоВАЗа такую господдержку, какую он стал получать после появления Артякова?
— Мы обращались один раз за получением двух с половиной миллиардов для того, чтобы поднять завод. Письмо с подробным планом, дорожной картой и так далее готовили АвтоВАЗ и СОК, и я это письмо передавал в правительство. Но нас не послушали, Каданникову предложили уйти, чтобы его никто не трогал. Он человек умный, побеседовал с первым лицом и согласился.
— Вы думаете, что Каданникову и СОКу удалось бы на самом деле поднять АвтоВАЗ?
— Конечно. Если бы у них появилось столько денег, сколько потом появилось, и если бы им позволили так расчистить «социалку», как она была затем жестко расчищена. Вы посмотрите, на заводе было 120 тысяч человек, осталось около 40 тысяч. Думаете, это можно было сделать без разрешения государства?
«Мы помогали СОКу»
— Как вы, кстати, относитесь к СОКу и его создателю Юрию Качмазову?
— У СОКа было несколько разных периодов в истории, и у меня разное отношение к ним. Мы познакомились с Качмазовым уже в начале 2000-х, когда они плотно работали в теме производства автомобилей: у них уже была намечена сборка машин в Ижевске.
Я вместе с ними даже ездил в Удмуртию, знакомил их с Волковым, главой республики. Нужно было доложить, рассказать, представить, получить добро перед тем, как покупать завод.
СОК нам помогал с футболом: когда клуб «Крылья Советов» находился в тяжелом финансовом состоянии, СОК нам помог серьезно и взамен, между прочим, ничего не требовал. Мы им помогали в их планах по возрождению автозавода, я с ними работал. Не все получилось.
Я понял так, что Москва не хотела усиления СОКа, исходя, может быть, из их прошлого или из какого-то другого менталитета, или из конкурентных позиций.
— Но вам, наверное, аналитические записки приносили из УВД?
— А какие записки? Кроме слухов, о которых писали в СМИ, на самом деле ничего конкретного не было. А вот конкретное было, когда они пришли и сказали, что будут содержать футбольную школу Коноплева.
Или был вопрос о том, что у «Крыльев» гигантский, два миллиона долларов, долг по зарплате игрокам, и команда не может играть. СОК в течение суток решил проблему, перечислили деньги клубу — «Крылья» тогда играли в Ростове, — и наши выиграли и остались в высшей лиге.
Я рассматривал тогда это как уважение не только к команде, но и к губернатору, и к людям, болельщикам, жителям Самарской области в целом.
Кстати, в этом смысле я могу добрым словом вспомнить и того же Андрея Ищука, который содержал женский баскетбольный клуб. Он также однажды 500 тысяч долларов выделил на «Крылья» без вопросов.
— Что произошло между вами и крупным бизнесом в середине нулевых?
— Я помню, в 2004 или 2005 году активно обсуждали, кто дальше будет во главе региона, как все будет происходить. Представители крупного бизнеса, скажем так, беспокоились.
Была встреча. Я тогда откровенно им сказал: мужики, позиция неясная. Будут выборы — одна ситуация, не будет — другая. Даст Кремль добро мне идти на выборы — я пойду, не даст — тоже вам сообщу. Давайте не раскачивать лодку и работать спокойно.
Повторюсь, не знаю: Виктор Федорович Сазонов, спикер думы, метивший на мое место, их тогда настраивал или они настраивали Сазонова. Вскоре я получаю информацию из Кремля, что вопрос по мне согласован положительно, никаких выборов не будет. И что же думаете — все успокоилось? Нет, вступает в дело прокурор области Александр Ефремов. Я звоню одному, другому, никто трубку не берет.
С Ищуком, правда, мы поговорили, но он, конечно, сказал, что не знает, что и к чему. Я говорю, ладно, разошлись. А Ефремов с Шокиным уже начали делить портфели. Один на губернатора метил, второй на министра строительства.
«Они бы сами перессорились»
— Если тогда дошло до того, что едва ли не при вас делили ваше кресло — значит, вы уже реально теряли власть?
— Я считаю, что у меня была хорошая система сдерживания и противовесов, я никому не давал усилиться. А заговоры — они бывают всегда. Тогда они — часть так называемой элиты — решили, что Путин после президентских выборов 2000 года меня воспринимает как врага. И уже тогда начали готовиться. Тархова начали финансировать, Звягина. Все эти плакаты в городе — «Жизнь удалась», «Надоел» — помните? Серьезная работа против меня шла.
Если бы были назначены выборы, они были бы очень тяжелыми. Но я не уверен, что у них бы что-то в итоге получилось. Они бы сами перессорились и раскололись — Сазонов и Ефремов.
2005 год, когда президент предложил мою кандидатуру на утверждение, конечно, был для оппонентов ударом. А ведь перед этим ко мне даже Любовь Глебова, заместитель Сергея Кириенко в полпредстве ПФО, приезжала с разговорами о том, зачем, мол, вам, Константин Алексеевич, все это нужно, в том смысле, что не пора ли на покой.
Я ей тогда сказал: «Настройтесь на серьезную борьбу со мной, я буду бороться до конца. Все эти дела, которые против меня начала прокуратура, выеденного яйца не стоят. Только президент мне может сказать — хватит».
А с президентом у нас тогда состоялась встреча в Ново-Огарево. Когда я туда приехал, кстати, произошел забавный случай. На территории резиденции шел какой-то ремонт и не везде можно было проехать. Но я этого не знал.
Заезжаю в ворота, немного проезжаю, и мою машину вдруг останавливают. Смотрю: стоит черная «Волга». Из нее выходят двое, подходят ко мне и мягко, но твердо говорят: «Константин Алексеевич, давайте пересядем».
Не знаю, изменился я тогда в лице или нет, но, признаюсь, внутренне немного напрягся, какие-то, видимо, ассоциации с далеким прошлым нашей страны и моей семьи сыграли свою шутку.
Но ничего, пришел в приемную, там Христенко, Сечин — тоже дожидаются приема, посидели, попили кофе, минут через 40 меня приглашают.
— О чем вас спрашивал Путин?
— Да обо всем. Я сказал ему тогда, что продолжают раскачивать лодку. Он послушал, говорит: «Ладно, я решение-то принял. Пиши заявление о доверии». А у меня по старой комсомольской привычке это заявление уже в кармане лежало. Я достаю, а он смеется: «Нет, ты езжай прямо сейчас к Кириенко, там все подготовят». Время было часов семь вечера.
Я приехал в администрацию президента уже глубоким вечером и мне дали переписать заявление по готовой форме: там было четыре страницы убористого машинописного текста, это все нужно было от руки написать и без единой ошибки.
А мы-то привыкли уголком писать, как курица лапой.
Так что я до одиннадцати ночи там возился. В одиннадцать Кириенко прямо при мне набирает Сазонова и говорит: в понедельник нужно назначить сессию по утверждению Титова.
— Как вы думаете, почему вас тогда утвердили? Ведь Владимир Артяков уже был в Самарской области, и через два года его все равно поставили вместо вас.
— Я думаю, было две причины. Во-первых, Артякову просто дали время освоиться в регионе, ознакомиться с основными вопросами. А во-вторых, принципиально показали, что Кремль на поводу у местных групп впредь не пойдет.
— Для вас не было неожиданным назначение Артякова, или все же вы не предполагали этого?
— Я еще в 2006-м всем говорил: ребята, успокойтесь, не дергайтесь, следующим губернатором будет генерал, он уже здесь. Я знал, меня просили только не называть фамилию. Но никому в голову тогда не пришло, что это будет Артяков.
— А с вами при отставке какой-то политес соблюдали? Что вам предлагали в качестве утешения? Послом в Канаду?
— Нет, мне предлагали посты заместителя министра по социальной политике, вице-президентом «Олимпстроя»… Я сказал, нет, спасибо. Тогда меня спросили: а чего ты сам хочешь? Я говорю: депутатом Госдумы. Нет, говорят, депутатом нельзя.
Тогда, говорю, ладно, в Совет Федерации. Депутаты думы, конечно, больше на виду, они более значительные политические фигуры, и меня привлекала эта позиция, но нет — так нет.
«Олег Николаевич не согласился»
— Скажите, вы все же чувствовали какую-то тень недоверия со стороны Путина к вам после вашего участия в выборах президента?
— Нет, никакого недоверия не было точно. Отношение было ровное и спокойное. Я был в составе президентской делегации во Франции вместе с Путиным, ездили к Жаку Шираку. Один из дней поездки выпал на 30 октября. Президент не забыл, в присутствии всех объявил о том, что у меня день рождения, поздравил при всех.
Мало того, он приглашал меня на достаточно узкие, закрытые совещания при президенте до самого последнего времени, давал особые поручения. Нет, недоверия не было.
— А вы после 2000 года не пытались как-то отдельно поговорить с Путиным, объяснить ему ваши мотивы принципами демократии, еще как-то убедить его, что вы не конкретно против него шли?
— С умным человеком так говорить не надо. А уж с человеком, который прошел специальную подготовку — тем более. Он все равно все поймет сам.
Чего врать-то? Оправдываться, выкручиваться. Ну хотел стать президентом, был такой этап борьбы, что ж.
— А вы что, всерьез хотели стать президентом? Было же понятно, что это невозможно.
— Не знаю, вам было понятно, другие думали иначе.
— Вы на самом деле верили, что могли стать президентом?
— Вполне.
— Даже ваши политтехнологи давали вам не больше 15 процентов.
— А мне больше не надо было. Мне нужно было выйти вторым. Я сейчас анализирую и думаю, что если бы я в свое время пошел заместителем премьер-министра, может быть, все сложилось бы потом и на президентских выборах совсем иначе.
— Я думаю, что вы участвовали в выборах президента, чтобы стать премьером.
— Абсолютно верно. Набрать какой-то серьезный процент голосов и его затем использовать как политический актив.
«Как говорил товарищ Сталин, не важно, как голосуют, важно, как считают. Я думаю, что я получил бы намного больше, если бы определенное рвение против меня не проявляли руководители большинства регионов»
— Когда вы решили идти на выборы президента, кого было больше — тех, кто отговаривал, или тех, кто поддерживал?
— Многие отговаривали. Но были и те, кто не только поддерживал, но и финансировал. Выборы — это же очень дорогое, как вы понимаете, удовольствие.
— Можете уже назвать имена спонсоров?
— Пока такое время не пришло.
— Как вы считаете, были допущены вами или вашей командой какие-то ошибки во время вашей президентской кампании? Ведь вы получили во много раз меньше голосов, чем рассчитывали и декларировали ваши политтехнологи.
— Как говорил товарищ Сталин, не важно, как голосуют, важно, как считают. Я думаю, что я получил бы намного больше, если бы определенное рвение против меня не проявляли руководители большинства регионов.
— Но ведь даже в вашей Самарской области за вас в качестве президента проголосовали только 20 процентов.
— Люди не хотели меня отпускать.
— У вас был преемник на случай, если вы уйдете?
— Наиболее интересной фигурой был Хасаев. Человек достаточно осторожный, хорошо разбирается в рыночной экономике. Но вы, может быть, удивитесь — я также рассматривал кандидатуру Олега Сысуева. Примерно за год до моей отставки мне уже начали намекать в администрации президента — люди не первого круга, второго, — что, мол, Константин Алексеевич, ты уже заработался немного, шутили так многозначительно, что я глаза уже «намозолил». Я встретился тогда с Петром Авеном, мы с ним часа полтора разговаривали, и я ему сказал тогда, что вот, мол, скоро, наверное, уходить, хотелось бы передать в надежные руки, хорошо было бы постараться сделать так, чтобы назначили Сысуева Олега Николаевича.
— И что сказал Авен?
— Он отнесся очень положительно. Авен сказал: «Мы все проработаем». Я, конечно, не знаю, разговаривал ли он потом с Сысуевым, но я так понял, что Олег Николаевич не согласился.
— Беседовал Андрей Гаврюшенко
